Страж – это судьба
Шрифт:
Как ни странно, но Зоя оказалась права. Стоило мне коснуться головой подушки, как глаза сами собой закрылись, и я провалился в сладкие объятия Морфея. Во сне я шёл по мрачному лесу под пристальными взглядами каких-то существ, прячущихся в буреломе и густом подлеске. Рассмотреть их никак не получалось. Только тени и размытые фигуры. Страшно не было. Скорее, чувство любопытства, смешанное с лёгким чувством тревоги. Над головой заскрипела своей кроной старая сосна, на ветку присела чёрная птица и застрекотала, периодически поклёвывая сосновую шишку кривым, словно ятаган, клювом, и хитро посматривая на меня одним глазом.
Лес впереди
Проснулся от того, что спина, на которой я лежал, почему-то, замёрзла. Ничего не понимая, я открыл глаза, огляделся и закричал от страха. Моё тело висело в полуметре над кроватью. Естественно, что снизу я не был прикрыт одеялом и лёгкий сквознячок, гуляющий по комнате, основательно потрудился. Внезапно, то невидимое, что держало меня на весу, пропало, и я рухнул на мягкую перину, ойкнув от неожиданности.
– Проснулся? – показалась из-за занавески голова Зои. – Вот и хорошо. Как раз, тебя будить собиралась.
– Что это было?
– Что?
– Я проснулся от того, что висел в воздухе.
– Это сила твоя выход нашла. Теперь, всё хорошо будет. Вставай. Хватит разлёживаться.
– Рано же ещё!
– Рассвет – это граница между светом и тьмой. Самое время для дел. Я тебе это уже говорила.
– Закат – тоже граница, если, по-твоему.
– На закате свет отступает, а тьма вступает в свои права. Вечером тьма в силу входит. А утром – наоборот, свет силу набирает.
– Никак не привыкну к этим твоим мистическим штучкам. Всё кажется, что я, в каком то второразрядном фэнтэзи.
– Но, по крайней мере, сейчас ты мне веришь?
– А, куда деваться после той Гниды? Сам, своими глазами видел. Чуть не сожрала меня.
– Тогда, перестань ныть и иди, умывайся. У нас много дел.
Пока я плескался у жестяного умывальника, тётка стояла за моей спиной и что-то шептала себе под нос. Даже, как-то, неуютно сделалось. Словно, ожидаешь, когда в спину нож воткнут. Ну, никакого понятия о личном пространстве! Чувствуя себя некомфортно, я быстро свернул гигиенические процедуры, передумав бриться, и обернулся, собираясь высказать своё недовольство. Тётка, не давая мне и рта открыть, плеснула чем-то в лицо из чашки, которую, оказывается, держала всё это время, и сунула в руки полотенце.
– Что за шутки? – возмутился я.
Жидкость стекала по лицу, попала в глаза и, небольшая часть в рот. Судя по ощущениям, обыкновенная вода, которой я, только что, умывался из умывальника. И к чему ещё добавлять? Плохо, что ли, умылся? Где-то пена от мыла осталась?
– Так надо, – буркнула она. – Оботри лицо рушником хорошо.
Не мешало бы. Особенно глаза. И метко так попала! Такие круги радужные пошли, что, аж, покачнулся. Я вытерся и протянул полотенце тётке. Только сейчас заметил, что это вещь уникальная и, кажется, старинная. По холщовому полотну было вышито шёлковой гладью васильковое поле, справа – березняк, слева роскошный двухъярусный терем, а за полем текла река, над которой клубилась, словно собираясь с силами, грозовая туча.
– Что за красота? Произведение искусства, прямо.
– Фамильный рушник. Ещё моя бабка, твоя прабабка, то есть, вышивала. И силу свою туда вложила. Потому, как с душой творила, а не абы как.
– Тебя послушать, так везде сила и сила.
– А, так оно и есть. Ну-ка, оглядись по сторонам. Что видишь?
Я оглянулся и, нащупав рукой лавку, плюхнулся на неё, потому что, ноги сами собой подогнулись и отказывались держать мою тушку. Такое впечатление, что в матрицу попал, про которую не так давно, как раз, посмотрел кино. Всё вокруг было исчерчено сеткой мерцающих нитей. Нити, идущие по полу, были серебристые, спокойные, только под окнами и у двери утолщались, сплетаясь в более частую сетку. На стенах – светло-голубые, часто и беспокойно мерцающие, в районе окон и двери – закручивающиеся в жгуты, наливающиеся сочной и глубокой голубизной. На потолке лежала бирюзовая сетка, периодически темнеющая и светлеющая. Печь была опутана красноватыми нитями, становящимися алыми возле полукруглого отверстия, где томился чугунок на огне, а в районе печной трубы наливающимися бордовым.
– Это, как? – прокаркал я внезапно пересохшим горлом.
– Силу ты увидел, – усмехнулась Зоя.
– И, что, я всегда, теперь, так видеть буду?
– Зажмурь глаза и посиди так немного. Всё. Можешь смотреть.
Я открыл глаза, со страхом ожидая увидеть всё тот же, расчерченный разноцветными линиями в клеточку мир, но всё вокруг вернулось к своему обычному виду. Опять, тёткины фокусы?
– Ты не пугайся, – словно прочитала она мои мысли. – Вчера, при помощи отвара, мы помогли твоей силе наружу путь отыскать. А, теперь, другим силам путь к тебе открыли.
– При помощи полотенца?
– Не только. Я тебе в глаза межевой воды плеснула. А рушник помог, лишнее снял, чтобы вреда не было.
– Какой воды?
– Межевой. Родник из корней старого дуба бьёт, что на самой границе нашего мира и Запределья растёт. Вода эта, поэтому, и межевой зовётся. У неё сила обоих миров воедино собрана.
– А, почему, сейчас ничего не вижу?
– Достаточно. Ты познакомился с настоящим миром – миром силы. Теперь, ты сможешь определять их движение и направление.
– А, зачем? Ты же говорила, что у меня своя есть.
– Везде свою прилагать – никакой силы не напасёшься. Он не бесконечна. Поэтому, нужно использовать ту, что под рукой есть. А, для этого, необходимо их видеть. Ну и, чтобы защитить приграничье, нужно оружие иметь. А у стража одно оружие – сила.
– Так, как мне, теперь, опять всю эту сетку рассмотреть?
– Какую сетку?
– Ну, в которую, все эти силовые линии складываются.
– Не знаю никакой сетки. Смотришь на предмет с желанием увидеть силы, которые проходят через него и видишь. А там, хочешь, по одной из линий этот предмет отправишь, хочешь, все линии в один пучок соедини навстречу друг другу, и, тогда, этот предмет в труху разлетится. Ну, этому мы, ещё, научимся. Не всё сразу.