Страж. Тетралогия
Шрифт:
Теперь я чувствовал себя как черепаха, засунутая в стальной панцирь. Броню я не носил лет тринадцать, с тех пор как мне в юности довелось поучаствовать в военном приграничном конфликте с Прогансу. Все было непривычно, особенно высокий стальной воротник, защищавший от пуль. Он врезался в подбородок и страшно мешал.
Мы шли через лагерь авангарда в сопровождении капитана ландскнехтов — сурового чернобородого верзилы в зелено-красном берете, коротких штанах и разноцветных чулках, который с легкостью, точно перышко, нес на плече двуручный биденхандер.
— Глупость вы задумали, — сказал он нам. — Два дня назад мы отправили к воротам переговорщика с белым флагом. Вон он лежит, если приглядеться хорошенько. Вся местность простреливается. Моя банда делает ставки, сколько шагов вы пройдете, прежде чем вас отправят на небеса.
— В стража они стрелять не будут, — уверенно произнес я, хотя полной уверенности, разумеется, у меня не было.
Всякое случалось.
Наемник лишь ухмыльнулся:
— Ну-ну. Я бы выстрелил.
— И где бы ты спрятался от убийц Братства? — спросил у него Мариуш. — Они обычно стараются ответить и прикончить таких вот удальцов. Чего бы им это ни стоило. Распинают на ближайших воротах и выпускают кишки. Все об этом знают.
Ландскнехт больше не ухмылялся.
— Мое дело предупредить, господа. А дальше это уж как там Господь с вами решит.
Возле насыпанного вала земли крутилась банда наемников. В основном здесь были опытные стрелки, прятавшиеся за толстыми дубовыми щитами. Это был передовой рубеж.
— Все, господа. Дальше вы сами, — сказал нам капитан.
— Оставили бы ценные вещи, — без всякой надежды предложил нам один из стрелков. — Мертвецам они ни к чему, а компании сгодятся.
По лицам всех присутствующих было понятно, что для них мы уже покойники.
— Ну, как хотите, — не дождавшись ответа, произнес солдат и добавил уже тише: — Нам все равно, у кого брать золотишко. У живых или мертвых.
— Ну, с Богом. — Мариуш широко перекрестился, а Радек поднял знамя повыше.
Мы направились к крепостной башне, получившей название Епископской, где располагались одни из четырех ведущих в город ворот. Пройти надо было шагов триста пятьдесят, может, четыреста, и я чувствовал, что сотни глаз следят за нашим неторопливым продвижением.
Это были те, кто остался за спиной, и те, кто стоял на стенах.
Трупов по пути встречалось очень мало — Епископские ворота еще ни разу не штурмовали. Те считались самыми крепкими и надежными в Морове. У двух мертвецов я увидел белые флаги.
— Млишек не собирается вести переговоры. — Радек перешагнул через тело парламентера.
Войтек согласно кивнул, щуря светло-зеленые глаза. От его внимания не укрылись струящиеся над стенами тонкие сизые дымки — горящие фитили аркебуз.
Мои спутники шли спокойно и не спеша. Они показывали всем и каждому, что не боятся такой мелочи, как пуля, и не собираются отступать.
И в нас не выстрелили.
Когда громадная башня нависла над нами и мы подошли к воротам — из открывшегося маленького окошка-бойницы грубо спросили:
— Чего вам?
— Я — страж. Прошу пустить меня в город.
— Зачем?
— Очистить Моров от темных душ.
— У нас их нет. Проваливайте, пока я не отдал приказ нашпиговать вас свинцом.
— Позови капитана башни.
— Я и есть капитан башни! И если ты считаешь, что распахну перед тобой ворота без приказа князя, то ты полный дурак.
— Так доложи князю! — Я не собирался отступать. — И не забудь напомнить, что это я оказываю городу услугу, а не город мне. Если вы настолько упрямы, что не желаете меня пускать, — пусть это будет осознанный выбор вашего господина. Если хотите, чтобы твари жрали вас, я не стану вмешиваться.
— Ладно. Жди. Я уже отправил гонца. — Лицо в амбразуре исчезло, а Мариуш заметил:
— Жиротинец в жизни не пустит вас в свой город.
— Посмотрим.
Ждать пришлось больше получаса. Никто не торопился, и Радек, передав знамя Войтеку, сел прямо на землю, опершись спиной о мощные створки, обитые листами железа. Наконец приглушенно загрохотали засовы и задвижки, гулко загудел барабан, поднимающий цепь, и в воротах распахнулась маленькая узкая калитка.
— Погодите, господин ван Нормайенн, — остановил меня Мариуш. — Я первым пойду.
— Ваша обязанность была довести меня до ворот. Вам не обязательно идти туда.
— Моя обязанность удостовериться, что вас пропустят, а если нет, то сопроводить обратно. Так что мы идем внутрь.
Мы оказались в башне, во вратном покое, ярко освещенном факелами. Загудел механизм, калитка, через которую мы вошли, захлопнулась, и опустившийся стальной штырь заблокировал ее.
На узком пространстве одновременно могли находиться не больше пяти человек. Дорогу перекрывала опущенная тяжелая кованая решетка.
За ней на нас мрачно смотрели два десятка неприветливых солдат. У многих в руках были арбалеты или пистолеты. Там же стояло и Пугало.
Люди не видели его, но ощущали присутствие чего-то тягостного, и вокруг одушевленного образовалось пустое пространство.
Пугало впервые на моей памяти сменило «костюм»: поверх его дырявого мундира была надета помятая, ржавая кираса, а на голове вместо соломенной шляпы красовался морион с плюмажем из розовых страусовых перьев. Оно сделало вид, что не узнало меня, и стало сверлить взглядом факел, пока тот не замигал и не погас.
— Страж, покажи кинжал. — Капитан башни оказался немолодым, усталым человеком.
Я вытащил клинок из ножен, протянул ему сквозь прутья решетки.
— Факел сюда, — приказал воин и, склонившись, изучил дымчатый клинок, а затем так же придирчиво рассмотрел звездчатый сапфир. — Действительно, страж.
Он вернул мне оружие, посмотрел на моих спутников.
— А эти? Тоже стражи?
В его словах чувствовалась издевка.
— Они гарантируют мою безопасность и проход через лагерь ландскнехтов.