Страж. Тетралогия
Шрифт:
— Могу облегчить вам работу и забрать их сейчас. За ту цену, которую вы назовете.
— Вижу, эти штуки вас все же интересуют, несмотря на опасность. Простите, мастер, но вынужден отказать. Все же сначала я постараюсь найти их настоящего владельца. Это будет правильно.
Я не смел настаивать, опасаясь сделать только хуже.
— Милорд… — В комнату вошел бледный слуга.
— Сколько раз просить не называть меня так? У меня нет титула. И где, черт побери, наше вино? Ну в чем дело?
— Инквизитор, ми… господин. Дожидается вас…
— Прямо здесь, — негромко сказал отец Себастьян, входя в кабинет. — Простите за столь неподобающее вторжение, господин ун Номанн. А-а-а, и вы здесь, мастер ван Нормайенн. Что же. Очень даже к месту.
— Инквизиции всегда рады в моем доме. Но хотелось бы понять — вы с официальным визитом?
Пес Господень надул толстые щеки:
— Отчасти.
— С учетом того что ваши люди ждут на улице, следует полагать, что вы пришли не для того, чтобы вести со мной беседу за бокалом вина. — Ун Номанн сунул большие пальцы за широкий пояс, глядя на инквизитора с высоты своего роста.
— Вы очень проницательны. Вы помогли Святому Официуму, сообщив о случившемся преступлении, и Церковь всегда бывает благодарна. Поэтому я и заехал к вам. Не желаете увидеть убийцу своего отца?
Ворота, разумеется, нам не открыли, несмотря на приказ, подписанный епископом. И Пугало, невесть как забравшееся на стену, теперь с интересом наблюдало за развивающимися событиями. Оно не имело ничего против кровавого штурма.
Инквизиция не стала использовать магию. И даже таран. А поступила гораздо проще. Четверка сметливых мордоворотов принесла к створкам пару бочонков с порохом и подожгла фитили. Когда они отбежали, в калитке открылось окошко и знакомый мне голос монашки-привратницы крикнул:
— Одумайтесь! Что вы делаете?! Это Божий дом! Господь покарает вас за…
Оглушительно грохнуло, и стая перепуганных галок с пронзительными криками взлетела с кладбищенских деревьев. Едкий сизый дым постепенно рассеивался, открывая взгляду развороченные доски, выбитые кирпичи, почерневший снег.
— Ну, с Божьей помощью. — Отец Себастьян дал знак, и солдаты направились к монастырю.
С ними были шесть инквизиторов и почти тридцать городских стражников под командованием капитана.
— Вы настолько уверены, что мы пришли туда, куда надо? — Ун Номанну не слишком нравилось то, что происходило.
— Мой нос не обманешь, господин ун Номанн, — вежливо ответил коротышка. — Я чую, как от этих стен смердит волшбой. К тому же их вина уже в том, что настоятельница не впустила Святой Официум, несмотря на распоряжение епископа.
— Но ведь их можно было убедить.
— Убедить? — переспросил клирик, внимательно наблюдая, как его люди входят в обитель клариссок. — Моя работа состоит в том, чтобы обнаруживать, наказывать и предотвращать ереси. Убеждать я буду чуть позже. Когда они поймут всю ту любовь, что испытывает к ним Господь, и осознают, сколь великий грех совершили, взявшись за темные искусства. Тогда я постараюсь убедить их раскаяться и спасти свою душу. Ну а пока требуется провести черновую работу и отделить козлищ от агнцев.
— И как вы думаете, сколько среди них последних? — мрачно спросил я, понимая, что ни одна из сестер не избежит допроса.
Отец Себастьян с некоторой рассеянностью потер небритую щеку, кротко вздохнул:
— Буду уповать, чтобы их было как можно больше. Поверьте, мастер, я не хочу передавать сестер на суд светских властей. [129] В конце концов, есть заблуждение, а есть ереси. С первыми Церковь справится самостоятельно, закрытый на несколько лет монастырь и строгая епитимья с постом — вполне подходящий вариант для многих из них.
129
Имеется в виду казнь через сожжение, так как Церковь в данном случае не убивала еретиков, а лишь получала от них признание в ереси и просила светские власти судить таких людей, не проливая крови, т. е. прося смерти через удушение, утопление или сожжение.
— Вы будете проводить дознание?
— Я. И мои братья. Но судить их будет коллегиальный трибунал. Эти мудрые мужи решат по справедливости.
Ун Номанн скривился, считая, как и я, что костры будут полыхать не только под виновными:
— Ваш нюх может и обмануть, отец Себастьян.
— Понимаю ваши сомнения, — улыбнулся тот. — Это монастырь, в котором ваш отец был попечителем. Сюда вложено много сил и средств, и вот теперь мне приходится пройти через него огнем, а может быть, и мечом, карая всех, кто был, знал, слышал и видел. Но, поверьте, я тридцать четыре года очищаю мир от нечисти, спасая таких, как вы, господин ун Номанн. Мой нос не подводит. Ведьма в этих стенах, и вы увидите ее, а может, и их, в ближайшие полчаса. Пока мы возились с воротами, они сжигали запрещенные книги и фолианты. Хотите, поспорим?
— Тогда отчего же вы не торопитесь?
Инквизитор рассмеялся:
— Потому что нельзя за полчаса сжечь все. Книги, алхимические лаборатории, снадобья, дневники и письма. Когда приходит такой час, этого всегда оказывается слишком много и лежит оно в разных местах. К тому же, полагаясь на свой опыт, спешу сказать, господа, что жадность — один из приятных человеческих грехов. — Он поплотнее закутался в плащ, который делал его фигуру еще более бесформенной. — Жадности подвержены даже ведьмы. Некоторые книги довольно ценны, и их не так-то просто взять и уничтожить. Идемте. Сами все увидите.
— Значит, сюда вас привел нюх? — Я шел рядом с инквизитором, тогда как хмурый ун Номанн, не одобряющий все происходящее, неохотно шагал позади.
— Ну, и правильные вопросы правильным людям. Они — основа всякого розыска. Желаете узнать, что сказали мне эти люди, мастер?
— Извольте. — Мне действительно было любопытно.
— О, всего лишь мелочь, которая дала мне направление для поиска. Что бургграф любил женщин.
— Это не было секретом. Я тому примером, — буркнул бастард.
— О да, господин ун Номанн. Прелюбодеяние встречается столь часто, что все давно перестали обращать внимание на такие мелочи. Но излишняя любвеобильность в итоге погубила вашего, без всякого сомнения, греховного батюшку. Хотите, расскажу, как все было? — Инквизитор грустно улыбнулся. — Ему наскучили шлюхи, и он захотел чего-то нового и запретного. Невесту Христа, к примеру. В итоге он заполучил ее, чем совершил серьезный проступок, и, чтобы скрыть его, убил свою жертву.
— Серьезное обвинение, инквизитор, — нахмурился тот.