Страж. Тетралогия
Шрифт:
Город, обнесенный светло-желтыми стенами, возвышался на отвесном алебастровом берегу Золотого моря, имея лишь одну пригодную гавань для захода кораблей, расположенную гораздо ниже укреплений. Отчего большую часть грузов, доставляемых по воде, поднимали вверх или на мулах, или с помощью новейшего изобретения флотолийских инженеров — канатной дороги. Ее приводили в движение огромные колеса, которые крутили волы в Приморском бастионе.
На тракте был нескончаемый поток всадников, телег и пеших путников. Я влился в эту разношерстную толпу, слушая обрывки разговоров, пересуды и ругань. Мимо прошли два десятка монахов из нищенствующего ордена отшельников Святого Августина, они распевали гимны, прося защитить всех путников, что оказались вместе с ними на дороге. В кружку, которую нес один из них, постоянно кидали монеты.
— Красиво поют, — оценил Проповедник. — Слышал, что говорят люди?
— Юстирский пот пришел в южный Сарон. И вроде бы появился даже в пригородах Виоретто. Это рано или поздно должно было случиться.
— Порой меня просто поражает твой фатализм! — фыркнул тот, но тему продолжать не стал, отвлекся на драку двух купцов.
Проехала кавалькада богато одетых всадников при оружии, и все расступились, давая им дорогу. Поднялась пыль, какой-то ремесленник закашлялся, послал проклятье вслед благородным.
На Масленичных воротах стояли усиленные патрули, проверяли каждого, поэтому я застрял в очереди на полтора часа. Проповедник злился и спрашивал, почему я не воспользуюсь своим правом, как любой страж, входить в столицы без всякого ожидания.
Но я не желал привлекать лишнего внимания. Свое пребывание в Билеско я хотел сохранить в тайне, насколько это только возможно. В моих планах было отыскать законника Сисэрино Руджеролло, который может вывести меня на темного кузнеца. Я собирался представиться вымышленным именем.
Недалеко от рва, сухого, сильно заросшего кустарником, стояло несколько виселиц. На них болтались трупы разной степени свежести, и у каждого на груди висела обязательная табличка, говорившая любопытным, за какое преступление шея человека оказалась в петле. Любопытных вокруг было много, но умеющих читать слишком мало. Какой-то молодой человек, судя по берету, студент одного литавийского университета, начал декламировать всем желающим причину казни, но быстро понял, что его знания довольно сильно раздражают простых людей и ему вот-вот намнут бока. Чтобы не умничал. Так что паренек затерялся среди толпы, смекнув, что не стоит злить народ.
— Богородица, спаси, — вздыхала толстая прыщавая тетка передо мной. — Чего так долго-то? Вымокнем все.
С севера, со стороны Золотого моря, медленно приближались грозовые облака. Когда дошла очередь до меня, я попал к одной из семи троек стражи, расспрашивающих вновь прибывших.
— Кто, откуда и зачем? — наверное, в тысячный раз задень поинтересовался загорелый мужик, поправляя ремешок мориона, впивающийся ему в подбородок.
— Переплетчик. В данный момент прибыл из Ливетты по персональному приглашению кавальери Лоренцо Риннучини.
— Бумаги есть?
Я вытащил из сумки письмо, которое мне переслала Гертруда, протянул солдату. Он, несмотря на то что не был офицером, умел читать. Но больше внимания уделил печати на конверте — алому быку.
— Клинок у тебя зачем? — между делом поинтересовался он.
— На дорогах бывает опасно.
— Ремесленникам в городской черте можно носить кинжалы и корды. Дойдешь до дома, оставишь, или будут неприятности.
— Хорошо.
— Два сентерима.
— Почему два? — для дела удивился я.
— Потому, что ты на работу пришел, а не в гости.
Уже не споря, я бросил в прорезь закрытого на замок ящика две мелкие серебряные монеты и вошел в густую тень воротной арки. Сразу за ней, примыкая к стене, начиналась караулка и небольшой двор, превращавшийся в узкую улочку, эдакое бутылочное горлышко, способное устроить настоящую давку для тех, кто пойдет на штурм и все-таки прорвется в Билеско этой дорогой.
— Эй, переплетчик! — окликнули меня. — Подойди.
Офицер с плюмажем на легком шлеме стоял возле караулки. С ним были двое в одежде городских жителей, но при оружии. По их выправке я понял, что они явно не из тех, кто не умеет постоять за себя.
— Что случилось? — закудахтал Проповедник. — Чего им надо?!
— Без паники.
Я не видел причин упираться, подошел, и солдат с раздражением скривил губы:
— У этих господ к тебе пара вопросов.
Сказав это, он развернулся на каблуках и направился к воротам. Я получше рассмотрел двух неизвестных. Один приземистый, плотно сбитый, с короткой прической-ежиком на массивной голове, выглядел расслабленно и улыбался. Второй, начавший лысеть, со свежими порезами от бритвы на впалых щеках, казался куда более серьезным.
— Нам лучше поговорить внутри. — Порезанный распахнул дверь.
Я не собирался никуда идти с теми, кого видел впервые, и они поняли это.
— Мы настаиваем.
— Вы не можете настаивать, сеньоры. Если я только не увижу доказательств, что у вас есть на право действовать подобным образом в пределах городских стен.
В том, что какое-то право у них точно есть, я был уверен. Потому что редко лейтенант стражи подчиняется двум гражданским. Весь вопрос лишь в том, кто они такие.
Порезанный с раздражением положил руку на висевшую у него на поясе широкую чивону, но его товарищ с улыбкой попросил:
— Не надо злить волков, Джанкарло. Разумные люди всегда договорятся друг с другом. В каком-то кармане у меня была эта хрень…
Он зашарил по куртке, и его неспешный, обстоятельный поиск вызвал еще большее раздражение у приятеля. Наконец тот не выдержал, буркнув:
— Бога ради, Эспозито! — и протянул мне на ладони золотой диск, на котором был выбит спящий под деревом единорог. — Тайная служба короля Альфонсо, переплетчик.