Страж

Маклин Чарльз

В ожидании я изучил рекламные тексты на старых открытках, выставленных напоказ под запыленным стеклом на стойке. Один из текстов гласил: «Каждый год в июне очаровательные альпийские розы покрывают склон холма и вершину утеса своими очаровательными алыми цветами». И на каждой открытке внизу было впечатано машинописью: «МОТЕЛЬ В СОСНОВОМ БОРУ. ХОРОШАЯ КУХНЯ И РАДУШНЫЙ ПРИЕМ. ВСЕГО ПЯТНАДЦАТЬ МИЛЬ К ВОСТОКУ ОТ ПАЙНВИЛЯ».

Вернувшись в контору, Скальф настоял на рукопожатии, поздравил меня с прибытием к нему и чересчур формально представился как Закария Скальф. Я спросил, найдется ли для меня комната, но ему, казалось, было куда важнее постоять

со мной, обдавая меня своим проспиртованным дыханием. Он говорил поразительно медленно, стремясь отделять каждое слово паузой, чтобы они, не дай Бог, не слились, и столь же поразительно многословно, всякий раз сообщая куда больше, чем от него требовалось. Но момент для расспросов о Принте Бегли представлялся неподходящим.

Если он и был родственником Принта, то наверняка по отцовской линии, так как в нем не было и следа индейской крови. Все в нем было белым, неаккуратным и каким-то рассыпчатым — в точности таким же, как и его мотель. Почему-то я ожидал едва ли не прямо противоположного. Передо мной стоял грубый и тупой мужик. Лет, должно быть, под пятьдесят, порядочно раздобревший, с нездоровым цветом лица... На нем были ковбойские сапоги, затрепанные джинсы на огромном ремне, обтягивающем столь же непомерное брюхо, и грязная рубаха с открытым воротом. Длинные рыжевато-седые волосы были откинуты назад и свисали по плечам крысиными хвостами — прическа, которая скорее подошла бы рокеру шестидесятых. Он старался выглядеть добродушным увальнем, но в глазках у него было что-то хитрое и подлое, и мне это пришлось не по вкусу. С места в карьер он сообщил мне, что воевал во Вьетнаме пилотом вертолета, но поверить в такое весьма трудно.

Немного поговорив со мной, он внезапно объявил, что ему немедленно, буквально сию же секунду, надо ехать в город. Он снял ключи с доски, на которой они висели, и буквально шваркнул их передо мной на стол. При этом почему-то сделал шумный вдох, как будто эта рутинная процедура придала ему сил. Затем прихватил истрепанную зеленую жилетку, валявшуюся на крышке допотопного холодильника, накинул ее себе на плечи и заплетающимися ногами переступил через порог.

Мгновение спустя я услышал, как отъехала машина.

P.S. Только что обнаружил, что дверь в моем шале не запирается, так что я приставил к ней стул и прижал его письменным столом. Таким способом взломщика надолго не задержишь, но по крайней мере никто не застигнет тебя врасплох. Жаль, что я не взял с собой чего-нибудь почитать. Телевизор не работает, а Библия на ночном столике мне не поможет. Придется спать.

(Из дневника Мартина Грегори)

8

Проснувшись, я был удивлен тем, что на улице еще темно. Взглянул на часы: 0.13, значит, спал меньше двух часов. Я поднялся с постели и, неуверенно передвигаясь, подошел к окну и отдернул штору. Во всем остальном мотеле было темно — ни единой машины. Все выглядело на редкость заброшенным, как какой-нибудь город призраков, только в миниатюре.

Я влез в шлепанцы, разобрал баррикаду у двери и вышел во тьму.

Ночь стояла теплая и ясная. Некоторое время я вглядывался в звездное небо над крышами шале. В воздухе стоял запах сосен; где-то неподалеку журчала вода. На пути в контору я не раз и не два останавливался и, обернувшись, глядел на белые шале, четко выделяющиеся на темном фоне холма. Шале были пусты. А сама прогулка напомнила мне о ночных выходах из дома в Бедфорде непосредственно перед сном.

Дверь была полуоткрыта и тихо, но равномерно поскрипывала на ветру. В доме никого не было. Скальф, должно

быть, по-прежнему ошивался в Пасфорке — в баре или еще где-нибудь — и к настоящему моменту был уже наверняка мертвецки пьян. Я прошел в дом. На стенах в конторе играли отсветы неонового объявления «Свободные места», горящего в окне, но все равно было темно. Мне пришло в голову воспользоваться телефоном. Мне захотелось позвонить Сомервилю — просто на тот случай, что трубку может взять Пенелопа. Я потянулся к выключателю, но тут же отдернул руку. И не зря — мгновение спустя с дороги послышался шум приближающейся машины.

Старый белый «крайслер» свернул с дороги, объехал по кругу стоянку и затормозил у заднего входа в контору. Я пригнулся, чтобы меня не озарили фары, а затем выскользнул из главной двери и поспешил в сторону шале.

Внезапно во тьме на меня обрушилась музыка. А затем столь же внезапно смолкла. И я услышал, как хлопнула дверь.

Дойдя до своего шале, я обернулся и посмотрел на здание конторы. Свет в окнах горел, и мне был виден темный силуэт Зака Скальфа возле открытой двери. Хозяин наблюдал за мной.

— Чудесная ночка! — крикнул я ему, пытаясь представить дело так, будто я только что вышел проветриться.

После долгой паузы Скальф наконец отозвался:

— У меня к тебе дельце, парень. — Он вроде бы был ничуть не пьянее, чем когда уезжал, но теперь в его голосе слышалась злоба. — Ты позабыл зарегистрироваться. И если ты не против, я хотел бы получить деньги заранее.

— Конечно, — отозвался я, нащупывая в кармане бумажник. И пошел по направлению к конторе.

Запахом алкоголя и потного тела меня обдало уже на подходе.

— Как поживаете? — учтиво осведомился я.

Не проронив более ни слова, Скальф повернулся и вошел в дом. Я пошел следом.

В задней комнатушке работал телевизор, и отблески изображения играли в проеме двери, как будто там, внутри, бушевало пламя. Хозяин зашел за стойку, принялся рыться там и наконец извлек на Божий свет коробку из-под башмаков, в которой хранил вылинявшие синие регистрационные карточки и несколько шариковых ручек.

— Во бардак, — пробормотал он. — Ни фига найти не могу! — Затем он неожиданно разоткровенничался: — Моя старуха бросила меня на прошлой неделе. Во сука! Ну не совсем, правда, бросила. Поехала к родне в Лексингтон, только меня не предупредила. Вот так-то, — он срыгнул, словно для того, чтобы подчеркнуть свое негодование. — А хренова служанка больна. Ровно двадцать долларов, нормально?

Я протянул ему бумажку, а он подхватил ее и кинул в коробку из-под башмаков.

— Самый настоящий бардак! Глянь-ка, сколько дерьма, — он показал на груду пустых жестянок из-под пива и немытых тарелок на кофейном столике красного дерева, стоящем в жилой половине комнаты. — Вот черт!

Пока я у стойки заполнял регистрационную карточку, он нырнул в заднюю клетушку, чтобы немедленно появиться оттуда с упаковкой баночного пива. Откупорив одну банку, он протянул ее мне, а другие поставил на стол.

Высосав свою банку, он глубоко вздохнул, сунул большие пальцы под мышки зеленой жилетки и заявил:

— Хочу, парень, задать тебе один вопрос.

— Валяй, — ответил я, наблюдая за тем, как Скальф завалился на диван и закинул ноги на стол.

— Чего это ты тут делал в доме, пока меня не было?

— О чем ты? — я нервно рассмеялся. — Я просто вышел пройтись.

— Искал что-нибудь? — Он уставился на меня и запустил руку в свою длинную гриву. Рыжую, грязно-седую.

— Ладно, признаюсь. Мне хотелось позвонить. Хотя это и было не слишком важно. Когда я увидел, что никого нет в конторе...