Стрекоза второго шанса
Шрифт:
Несколько минут Макар мялся и собрался уже возвращаться ни с чем, но вспомнил прозрачные глаза «правой руки» Тилля. Это воспоминание помогло Макару крабом спуститься по узкой лестнице и поспешно вытащить похожую на каменный уголь закладку. Он держал ее в правой руке и с удивлением смотрел на свою нерпь. Прежде не особенно яркая и даже тускловатая, настолько, что видны были мелкие царапины на фигурках, теперь она сияла так, что невозможно было смотреть на нее без рези в глазах. Особенно ярко полыхал сирин, давно уже разряженный и погасший.
Макар озадачился, но обдумывать это времени у него не было. Стиснув пальцами левой руки запястье правой, он вытянул руки, прижал к ним голову, зажмурился и сделал три крупных шага вперед. Где-то в середине второго
Фонарь-налобник продолжал гореть. Макар стоял в узкой длинной комнате. Грунт, в которой ее прорыли, был слежавшимся, тяжелым, глинистым. И сейчас еще в стенах кое-где виднелись края больших камней, оставшихся внутри. Макар увидел стол, полки и широкую лавку, которая служила и постелью. Все они были сделаны из того же темного дуба, что и дверь. На стене висел небольшой, сильно пострадавший от плесени ковер с вытканными на нем семью нерпями. На каждой нерпи было что-то уникальное: рука со скипетром, сокол, кабанья голова, гепард. «Ага! Скипетр у Кавалерии! Сокол – у Суповны. Кабанья голова, дающая неуязвимость, вроде кто-то говорил, у Тилля», – сообразил Макар. Правда, были среди фигурок и три непонятные: нетопырь, седло и череп со стрелой в зубах. Видимо, они тоже давали какие-то дары, но какие – Макар понятия не имел.
Луч фонаря продолжал обшаривать комнату. Широкой ладонью коснулся стола, заблудился под лавкой, как в клетке, заметался в ячейках пустых полок и уперся в две нижние, беспорядочно заставленные самыми разными предметами. Понимая, что отколотая закладка со стрекозой может оказаться среди них, Макар приблизился к полкам. Большая часть предметов не относилась ко временам первошныров. Макар понятия не имел, какую ценность могут иметь велосипедный звонок, пустая баночка из-под йогурта, оторванная сапожная подметка или детская погремушка в форме клоуна. Самым необычным, пожалуй, был старинный пистолет, массивный курок которого был выкован в форме виноградной лозы, обвившейся вокруг кости.
Отколотую закладку Макар нашел почти сразу. Она лежала на пустой полке, находившейся над двумя заваленными. Кроме нее, на полке была высохшая ромашка. Она сильно свешивалась с полки, и только придавившая ножку закладка мешала ей упасть. Сентиментальностью Макар не отличался и к засохшим цветочкам был равнодушен. Отбросив ромашку, он схватил камень, повертел его в руках и, дождавшись, пока закладка оживет слабой вспышкой, убедился, что внутри стрекозиные крылья.
«Есть! Нашел!»
Он уже опустил закладку в карман, когда что-то привлекло его внимание. Высохшая ромашка, лежавшая под ногами, прерывисто сияла. Лившийся от нее свет был таким ярким, что луч фонаря Макара сразу потускнел. Макар никогда не жаловался на память. Вот и сейчас он запоздало вспомнил, что такие же сухие ромашки видел однажды в кабинете у Кавалерии. А что, если и они сейчас тоже сияют, отзываясь полыханию этого цветка и заливая светом весь кабинет, а возможно, и этаж, потому что там-то ромашек много? «Шныровская сигнализация! А, чтоб вас всех! Не доверяете! Меры приняли!» Бросившись к ромашке, Макар принялся яростно топтать ее и топтал, пока цветок не рассыпался и не погас. Потом метнулся к двери и прошел сквозь нее тем же способом, как и в прошлый раз. Держа руки с закладкой вытянутыми, он попытался взбежать по лестнице. Бесполезно! Несся, летел, задыхался, но не сумел подняться даже на первую ступеньку. Лишь усталость принесла ему ум. Обессилев, Макар остановился, понимая, что никуда отсюда не денется. Попался! Воображение услужливо нарисовало ему картину, как его попалят с ворованной закладкой. Гуманист Ул с гуманистом Максом поволокут его отсюда за шкирман, пока третий великий гуманист, Кузепыч, будет поджидать его наверху, постукивая по ладони бейсбольной битой.
Отчаяние захлестнуло Макара. Все кончено! И из ШНыра вылетит, и крыльев стрекозы не добыл, а уж берсерки сумеют отблагодарить, потому что их закладку он тоже потеряет. Взять бы сейчас да и сдохнуть! Вся жизнь Макара в ШНыре пронеслась перед ним как уже свершившаяся. А ведь тут было хорошо! А пегасня! А нырок! А двушка! А Гроза, которую он обожал всю целиком, от копыт до смешных, старушечьих волосков на верхней губе. Этими усиками она щекотала ему шею, выпрашивая сахар и сухари. Еще он вспомнил про Икара. Вот у Икара постоянно зудит культяпка его крыла, и никто, кроме Макара, почему-то не догадывается об этом. Или, может, догадываются, но слишком заняты, чтобы заниматься такой ерундой. Макар так ясно представил, как Икар вытягивает морду, как оттопыривает нижнюю губу, как в два приема заваливается на бок, чтобы удобнее было чесать ему культяпку, что даже протянул руку в пустоту, пытаясь погладить воздух.
Опомнившись, что никакого Икара в подвале нет и быть не может, Макар обреченно опустился на ступеньку, опустил голову и… неожиданно понял, что это та самая ступенька, которая прежде упорно его не пускала! Торопливо он пересел на следующую ступеньку, подтянул ноги. Получилось! Он уже на второй! Еще рывок! На третьей! Возможно, лестница пропустила бы его и так, потому что дело было явно не в том, что он поднимался карманами вперед, но Макар из осторожности не менял способа и на все восемь ступенек вскарабкался тем же рачьим способом.
Бесконечные ступеньки наверх он пролетел без отдыха, зная, что спрятаться тут негде. Если кто-то пойдет ему навстречу – он влип. Каждую секунду Макару мерещилось, что он слышит шаги, и сердце начинало взрываться в груди. Но нет! Пронесло! Он уже выскочил из подвалов и, выбрав ведущий к столовой коридор, спешил туда, когда увидел, как в висевшем на стене зеркале мелькнула Кавалерия. Поняв, что она сейчас увидит его и по раскрасневшемуся, потному, не успевшему подготовиться ко лжи лицу обо всем догадается, Макар запаниковал и в слепом страхе толкнулся в первую же дверь. Это оказалась одна из двух дверей кухни, ведущая не в столовую, а сразу в коридор. Захлопнувшись за ним, дверь ударила его по лопаткам. Макар задохнулся в пару, поскользнулся на картофельных очистках, ткнулся локтем в кипящую кастрюлю и опять отпрянул в густой пар.
– Эй! – крикнул Макар. – Кто здесь?
Ему никто не ответил, и он сообразил, что сейчас та редкая минута, когда на кухне он один.
«Спрятать! Скорее спрятать! Вдруг Кавалерия тоже видела меня в зеркале и тогда…» Паника сама творит себе логику. Присев на корточки, Макар стал шарить. Рука зачерпнула бело-красную картонную коробку. В глаза прыгнуло крупное слово «СОДА». Сообразив, что соду используют нечасто, Макар торопливо затолкал закладку внутрь коробки и сразу вскочил, в спешке сбив плечом какую-то громоздкую, осыпавшую его мукой стекляшку, которая, как ему показалось, сама прыгнула на него с края стола…
Глава 23
Возвращение царевны
Варвары дерутся как звери. Центурион ко мне придирается. Кормят скверно. У меня украли одеяло. Мама, прошу, вышли хоть несколько сестерций!
На завтрак Рина пришла первой, потому что не было смысла ложиться спать. Да она бы и не уснула. Она сидела за пустым столом у окна, который никто еще не начинал накрывать, и медленно оттаивала. В который раз Рина замечала странную вещь: если человек из бегательной жизни переходит в созерцательную – например, вынужденно ожидает кого-то два часа в метро или просто долго сидит в одном месте, то ему начинают открываться неспешные законы времени. События, люди, картины сами наматываются на него, точно он клубок, а они – нити.
На кухне умирал чей-то разряженный телефон. Изредка выглядывала унылая девушка Надя, из кармана фартука которой торчала голова куколки. Надя вздыхала, страдальчески смотрела на потолок и удалялась следить, чтобы не подгорела каша. Постепенно столовая наполнялась. Дежурные пятерки торопливо расставляли тарелки. Дверь кухни хлопала и раскачивалась. Рине, ответившей на кучу вопросов, окончательно расхотелось спать.
– Я ощущаю себя главным героином ШНыра! – заявила она после того, как десятый человек с восторгом стал распрашивать ее про одно и то же.