Стрела времени (сборник)
Шрифт:
— Он вор. Более того, человек, сам признающий себя вором. Он обокрал не только нас, но и своих соотечественников, — продолжал наступление прокурор, не замечая, что употребляет в отношении к пришельцу уже местоимение не среднего рода, а мужского и называет его не “существом”, а “человеком”. — Сокрушитель, и притом разумный сокрушитель, и, возможно, предтеча целого сонма сокрушителей. Я думаю, что там, где прошел один, может пройти и целая армия! — И, не затрудняя себя вопросом, где найти столько астероидов, чтобы доставить к Земле сонмища пришельцев, добавил: — Сотни армий!
То повышая, то понижая голос, то с вызовом,
— Он, — говорил прокурор, указывая на Мэта и все еще употребляя местоимение мужского рода, — он просит считать его гражданином нашего мира. Принять его со всеми его штучками-дрючками, с его сверхъестественными способностями, с его тайными побуждениями, которые, может быть, станут явными, когда будет уже слишком поздно? А не лучше ли — пусть он и в самом деле так чист и непорочен, как он хочет нас уверить, — не лучше ли несправедливо покарать его, чем подвергать бесконечно большему риску великое множество других?
Он с вызовом осмотрел аудиторию.
— Предположим, мы примем его как беженца. Но кто даст ему кров? Кто хочет жить рядом с существом, столь чуждым человеку? — Он ухмыльнулся. — Впрочем, такие есть, жаждущие составить ему компанию. Как бы неправдоподобно это ни звучало, нашлись люди, которым он нужен.
Он поднял над головой письмо, чтобы все видели, и сказал:
— Этот человек предлагает ему кров. Он пишет, что во время восьмого воплощения на Проционе сам он стоял на позициях нетерпимости… — Он швырнул письмо на стол. — Ненормальные встречаются и среди нас. Но, к счастью, судьбу человечества будут решать уравновешенные, разумные граждане, а не хронические идиоты.
Поток слов лился еще полчаса. Закончил он так:
— По нашим законам, шпиона-человека ждет быстрый конец, от человека, подозреваемого в шпионаже, мы легко избавляемся. Не вижу причин, почему инопланетный шпион заслуживает более мягкого обхождения, чем шпион-человек. Вот перед нами существо, в лучшем случае просто нежелательное, в худшем — первый агент разведки грозного врага. Обвинение считает, что в интересах всеобщей безопасности вы должны рассмотреть только два возможных варианта приговора: смертный приговор или немедленный выброс подсудимого в космос, туда, откуда он прибыл. Доказательства его вины весомы, и другой альтернативы у нас нет. Вы не могли не заметить, что все выступавшие здесь свидетели были свидетелями обвинения. Разве не знаменательно то, что у защиты не оказалось ни одного свидетеля? — Он подождал, пока смысл сказанного дойдет до слушателей, и, повторив: — Ни одного! — окончательно пригвоздил обвиняемого к позорному столбу.
Еще один глоток воды, и он сел, аккуратно расправив складку на брюках.
Теперь, кажется, ни у кого не осталось сомнений: Мэт — гад вонючий.
Адвокат произвел легкую сенсацию, встав и заявив:
— Ваша честь, защита отказывается излагать свою версию.
Судьи смотрели на него так, словно он был в десять раз чуднее своего клиента. Они пошелестели бумагами, пошептались между собой.
Через некоторое время судья в центре спросил:
— Это означает, что вы целиком полагаетесь на вердикт всеобщего голосования?
— В конечном итоге, без сомнения, ваша честь, но еще не теперь. Мне необходимо провести дополнительный допрос и затем построить версию, основываясь на нем.
— Приступайте, — разрешил судья, в сомнении нахмурив брови.
Адвокат обратился к Мэту:
— Все обитатели вашей планеты, так же как и вы, скажем… телепаты и не обладают устной речью?
“Да, все”.
— У них общий нейроцентр, или, говоря проще, они прибегают к помощи общественного мозга?
“Да”.
— Расскажите суду о своих родителях.
Мэт, закрыв глаза, на какой-то миг погрузился в воспоминания.
“Мои родители были не как все. Они были уродами. Они удалялись от нейроцентра до тех пор, пока почти не потеряли связь с остальными”.
— И они погибли вдали от всех?
“Да”, — после долгой паузы, медленно, неуверенно, дрожащими тонкими линиями вывела на доске рука Мэта.
— И вы, видимо, впали в полное отчаяние?
“Да”.
Адвокат обратился к судьям:
— Мне хотелось бы задать еще несколько вопросов четвертому свидетелю.
Судьи дали согласие, и профессор Аллен снова прошел к месту свидетелей.
— Профессор, будьте добры, как эксперт и человек, долгое время лично изучавший моего клиента, скажите, пожалуйста, молод он или стар?
— Он молод, — без заминки ответил Аллен.
— Очень молод?
— Довольно молод, — сказал Аллен. — По нашим понятиям, не достиг зрелости.
— Спасибо. — Адвокат обвел мягким бесхитростным взглядом зал. На его полном, добродушном лице ничто не предвещало надвигающегося шторма. Тихим голосом задал он следующий вопрос: — Мужчина это или женщина?
— Женщина, — ответил профессор Аллен.
Репортер уронил блокнот. И в течение нескольких минут звук падения блокнота был единственным звуком в наступившей тишине. А потом раздался общий вздох, застрекотали кинокамеры, спеша запечатлеть Мэт, возгласы удивления прокатились из конца в конец зала.
А наверху, на балконе, остроумнейший из современных карикатуристов рвал на кусочки свое последнее произведение, где он изобразил обвиняемого привязанным к хвосту ракеты, которая отправлялась на Луну. Надпись внизу гласила: “Кактус отправился в путешествие”. А теперь куда это годилось? Назвать его… нет, ее, “кактусиха”? В поисках новой темы он почесал в затылке, сознавая в то же время, что какая тут может быть тема: не четвертовать же маленькую одинокую женщину?
Прокурор сидел с поджатым ртом, всем своим видом напоминая фаталиста, из-под ног которого вырвали по крайнем мере восемьдесят процентов почвы. Он-то знал эту публику. Он мог оценить общественную реакцию с точностью до десяти тысяч голосов.
Все теперь смотрели только в золотистые глаза Мэт. Они были огромные, как и прежде, но теперь казались мягче и светились вроде бы ярче. Теперь, когда стало известно, что они принадлежат женщине, все увидели, что в них действительно есть что-то женственное. И каким-то странным, непонятным образом морщинки вокруг глаз вдруг помягчели, в них промелькнуло что-то отдаленно похожее на человеческое.