Стрельцы у трона
Шрифт:
Как только патриарх смежил глаза мертвецу, первой мыслью у святителя и у всех был тревожный вопрос: "Кто займет трон? Иван из рода Милославских или Петр из рода Нарышкиных?.. Или они оба вместе, как толковали еще при жизни Федора некоторые бояре, думая этим примирить обе враждующие партии".
Первым патриарх совершил последнее целование, и, пока остальные прощались с усопшим, пока омывали и облачали тело в царские ризы, поверх савана, -- Иоаким, приказав трижды ударить в "Вестник"-колокол, прошел в свою Крестовую палату, куда за ним последовало все духовенство.
Помолчав, он обратился к попам:
– - Там -- плач и рыдание
Первый по старшинству Чудовский настоятель Адриан, потом занявший и престол патриарха, опросив остальных иерархов, ответил Иоакиму так, как и можно было ожидать:
– - По воле Божией надо быть царем государю, великому князю Петру Алексеевичу, Да подаст ему Господь сил и мудрости на подвиг царства.
– - Аминь. Теперь прошу вас, не забывайте: глас народа -- глас Божий. Я к боярам выду, к царевичам, ко всем ближним вящшим людям. Али бо к себе их позову. Они пусть обсудят и решат. А вы -- грядите на дворы дворцовые и на площади кремлевские, где уж собрался народ. И еще собирайте. Пусть станут на обычном месте все: от гостей и гостиных черных сотен люди, и от купцов, и от разных чинов, и от стрелецких слобожан, и от слобод хамовных -- кадашевских и иных... Единым словом -- ото всево люду московского штоб стали лучшие люди... И скажите им, как вам Господь на ум послал избрати. И выйду я, вопрошу их: ково они нарекут? Чин надо исполнить всенародный, штобы потом помехи и неладов не было на царстве, ково ни укажет нам Господь. Воистину -- помазанник земли и Бога будет той избранный... Идите.
Разошлись по всем площадям иереи, стали на крыльце дворцовом владыки, послали бирючей: кликать и звать народ к Красному крыльцу.
Скоро пройти уж нельзя было от толпы.
И духовенство пересказывало народу, что им говорил Иоаким. Повестило, что ими, духовными лицами, избран Петр, один, без Иоанна, так как последний здоровьем слаб.
– - Выйдет святейший патриарх, вас, люди московские, большие и малые, пытать станет: ково хотите на царство? Дайте ответ по душе, как Бог вас наставит...
Так заключили свои речи попы.
Как рокот волны или далекого грома, имя Петра прокатилось по толпе.
Поднялись было отдельные голоса:
– - Ивана бы... Старшой тот царевич...
– - Обоим бы государить... Оно бы лучче...
Но этих несогласных с общей волей вынуждали молчать.
В то же время патриарх прошел снова к царевичам, к боярам-первосоветникам, к думским и ратным, служилым людям.
Здесь явно обозначилось два течения.
Друзья Милославских с отчаяньем видели, что власть уходит из рук.
Ближайшие к Нарышкиным лица даже явились сюда с кольчугами под шелковыми кафтанами, с оружием, спрятанным под одеждой, готовые на смертельный бой, только бы отстоять свое дело.
И когда патриарх, повторив почти все те же доводы, какие приводил попам, задал вопрос:
– - Государи-царевичи, думные бояре, окольничьи, воеводы, служилые и "верховые" люди, Христом заклинаю вас Распятым, по чистой совести скажите: ково на царство волите?..
– - Петра... Царевича Петра Алексеича... Ево государем, -- так почти единодушно ответили все бояре, наполнявшие обширный передний покой дворца и сени перед этим покоем...
Как и в народе, так и здесь -- один, два голоса несмело прозвучали в разрез другим сотням голосов:
– - Ивана Алексеича на царство. Ево волим... Старшова царевича, роду Милославских... Единоутробнова почившему государю...
Окриком, бранью были встречены эти слова.
Но Иоаким усмирил бояр из партии Нарышкиных, которые уже сбирались кинуться на расправу с смельчаками:
– - Стойте, чада мои! Господним именем молю вас: воздержитесь от насилья. Здесь -- вольно кажному свое слово сказати. Тем святее и тверже будет общее избрание ваше. Пусть выступит, хто казав, шо не Петра на царство. Пусть изложит мнение свое.
Из толпы недругов Нарышкиных, очевидно ободряемый своими, вышел простой, небогатый дворянин Максим Исаич Сумбулов и торопливо, запинаясь от волнения, заговорил:
– - А как я помышляю: царевичу Иоанну Алексеичу, как он старший есть и летами совершен, и подобает быть единым государем, царем-самодержцем и всея Руси...
Сказал и умолк. А по лицу, по лбу так и выступила испарина.
Понимает захудалый дворянчик, что сильные покровители выставили его застрельщиком, хотят посмотреть: не пристанет ли еще кто к этому заявлению...
Но неодобрительный гул был ответом на быструю, сбивчивую речь Сумбулова.
Старец Иоаким добродушно улыбнулся, погладил свою редковатую бороду и начал наставительно и кротко:
– - Чадо мое! Не ведаю, как звати тебя, как величати... Почтено есть, что старость чтишь и ей первенство желаешь. Но спрошу я тебя: слыхал ли, што тут мною объявлено было о двух царевичах? И еще спрошу: вот два древа -- рослое, но бесплодное, ветла али вяз там подорожный... А вот -- невеликая вишенка, юная, кудрявая, вся не токмо цветом, но и плодами обремененная. Што изберешь? Ково из двух почтишь... то ли древо, што старей и без пользы, или плодовитое, хотя и юное? Тако и оба те брата-царевичи. И снова пытаю тебя: ково изберешь?
– - А как я помышляю: царевичу Иоанну Алексеичу, как он старший есть и летами совершен, и подобает быть единым государем всея Руси, -- только и мог повторить, как заученный урок, совершенно обескураженный Сумбулов.
Но его уж и слушать не стали. Патриарху со всех сторон кричали:
– - Петра... Ево, вот ево... Царевича Петра на царство!
И все глаза и руки обратились к Петру, которого сторонники догадались в эту минуту вывести из спальни почившего брата.
Милославские с друзьями пытались было заговорить. Но Иоаким поспешно возгласил: