Стрелок-4
Шрифт:
— Степ-панида Фи-липпова, — заикаясь, ответила та.
— А сюда как попала? — продолжила допрос старая карга.
— П-полиция арестовала.
— Ишь ты, беда-то какая! А за что?
— Да ты что, Матрена, не видишь, что за мамзеля перед тобой? Небось, соблазнила пьяного офицерика, а потом зарезала! — раздался с нар чей-то глумливый голос.
— Видать заплатил мало! — подхватил еще кто-то.
— Я не проститутка! — вспыхнула Стеша.
— Гы-гы-гы, — забулькала противным смехом старая карга, — а кто же ты тогда есть? Одежа на тебе господская, но сама
Обитательницы камеры все как один захихикали, явно поддерживая старуху, игравшую у них роль предводительницы, и только одна из них тишком соскочила с нар и встала между девушкой и бандершей.
— Оставьте ее!
— Что-о-о?! — протянула опешившая от подобной наглости Матрена.
— Я говорю, не замай! — с угрозой в голосе повторила сокамерница.
— Дунька, не лезь не в свое дело! — взвизгнула старуха.
— А то что?
— Порежу!
— Гляди, как бы тебя за то саму фартовые на перо не посадили!
— Ах ты! — взревела карга и бросилась на соперницу явно желая вцепиться ей в волосы, но та не стала ждать расправы, а, ловко увернувшись, сама дернула бандершу за распущенные патлы и швырнула на грязный пол, после чего тут же от души добавила ногой.
— Ой! — взвизгнула пострадавшая и тут же жалобно запричитала, — убила, как есть убила!
Несколько товарок бандерши слезли с нар, однако не стали соваться в драку, а, подхватив побитую предводительницу под руки, помогли ей добраться до нар. И только одна из них, видимо та что первая обвинила Стешу в проституции, посулила Дуне своим противным голосом:
— Попомнишь еще, шалава ярославская, как в чужую свару влезать!
Но та обратила на нее внимания не больше чем на проползавшего по стене клопа, а подойдя к до смерти испуганной девушке и почти участливо сказала:
— Не бойся, девонька. Никто тебя не тронет.
— Спасибо, — только и смогла вымолвить в ответ Степанида.
— Не благодари, — криво усмехнулась та. — Я давно на эту лахудру зубы точила. Лучше пойдем в мой уголок, да расскажешь, что с тобой приключилось. Я страсть, как истории жалостные обожаю, сама ведь в свое время от любви пострадала.
— Как это? — удивилась Стеша.
— Обыкновенно, — пожала плечами та. — Я ведь в хорошем доме служила, у добрых господ. В тепле, в холе, в сытости. А потом, как на грех, влюбилась в барчука. С тех пор жизнь моя наперекосяк и пошла!
— Почему?
— А он на войну ушел с турками, — ехидно прошипела одна из соседок, — а Дуньку-то, дуру, с животом и оставил. За то ее из барского дома и выперли, чтобы, значит, в подоле не принесла!
— Да как же так-то?! — едва не задохнулась от жалости девушка.
— Обыкновенно, — пожала плечами бывшая прислуга.
— Так ведь это она нам говорит, что от барчука понесла, а сама, поди, со всем кварталом любилась! — снова влезла соседка.
— Как вам не стыдно такое говорить! —
— Гы, — осклабилась баба, — таких историй у каждой проститутки десять штук и все как одно, про несчастную любовь, да про изменщиков-кавалеров!
— Ох, и поганая же ты баба, Авдотья, — покачала головой Глафира, — и язык у тебя поганый. Но ничто, я его еще укорочу!
Услышав угрозу, соседка сначала начала озираться как будто в поисках поддержки, но наткнувшись на равнодушные или даже злорадные взгляды, стушевалась и демонстративно отвернулась.
— А вы разве проститутка? — осторожно спросила Степанида.
— Так куда было деваться? — горько пожала та плечами. — С дитем в прислуги не берут, а ничего другого я не умею. Пробовала в прачки, так чуть не надорвалась, да еще и молоко пропало. Вот и пришлось… Осуждаешь?
— Нет! — отчаянно замотала головой девушка.
— Вот и ладно. Про себя-то будешь рассказывать, или погодишь?
— Да нечего рассказывать. Меня Прохор, приказчик из лавки, ссильничать хотел, Семку, брата моего названного, чуть до смерти не убил… вот я за револьвер и взялась!
— Ишь ты, револьвер… откуда он у тебя взялся?
— Это Дмитрия. Он на флоте служит у него много всякого оружия.
— Стало быть, был офицерик-то?
— Нет! Все не так как вы думаете. То есть, он и впрямь офицер и с турками воевал, как ваш… жених, только у нас все не так как они сказали. Он мне как старший брат…
— Что-то больно много у тебя братьев не родных! Ладно, не тушуйся. И этих не бойся. Покуда я в камере они тебя не тронут, да и потом побоятся. На волю все одно выйти придется, а у меня память хорошая!
Последние слова Глафира произнесла громко на всю камеру, чтобы все услышали. И хотя никто ей не ответил, было ясно, что послание дошло.
— А почему они вас боятся? — тихо спросила Стеша, когда все успокоилось.
— Не меня, милая, — прошептала ей в ответ новая знакомая, — а Тишку, полюбовника моего. Бандит он, и меня страсть как любит, а потому, будь покойна, скоро вызволит. Не то что этих… а за тебя-то есть кому заступиться перед законом?
— Есть.
— Ну дай-то бог.
Был конец февраля, когда известие о том, что русского изобретателя Будищева избрали почетным членом Лондонского королевского общества, облетело весь Петербург. То есть, сначала оно появилось в английских газетах, потом посредством телеграфа это необычайная новость достигла пределов Российской империи, затем представители мыслящей элиты общества его некоторое время переваривали, а потом полыхнуло!
У дома, где снимал квартиру новоявленный сэр, собралась целая манифестация из восторженных студентов, экзальтированных барышень и прочих непонятных личностей с нездоровым блеском в глазах. Стоило Дмитрию выйти на улицу, как его тут же признали и принялись рукоплескать, затем решили, что оваций ради такого случая совершенно недостаточно и попытались качать. Правда, для этого нашего героя следовало поймать, а подпоручик, как оказалось, умел довольно шустро бегать.