Стрелок
Шрифт:
Я решил спасти Никиту, и усадив его на «Виллис», доехал до здания штаба, где начали собираться лётчики, что тоже обступили машину. Там я помог Никите оформиться, всё как полагается. Командировочное у него тоже бессрочное, как и у меня, отметку о прибытии поставили, на довольствие тоже. В общем, бюрократия. Параллельно я оформил и машину, подав документы на неё. Мол, из полка, мне выделили, будет использоваться мной и звеном Светлова из нашей дивизии. Так что теперь бензин и на «Виллис» выделяться будет, и другие горюче-смазочные жидкости, запчасти заказываться, если потребуется. Водитель не требовался, водить все у нас умели. Тут и время обеда наступило. Егоров уже койку освоил в землянке механиков, вещи там разложив, впрочем, я тоже, в полуземлянке звена Светлова, я и раньше на этой койке ночевал, а теперь она совсем мне перешла. И вот так прогулялись, продолжая общаться и знакомится. В общем, нормально мы в полку прописались, вечером банкет был.
Следующие три дня ничего, ни полётов,
Вот так эти три дня и прошли. Светлова не было, со своими в город на американце укатил, форсить, девушек кадрить, но сказал что в ресторан. Я не поехал, другие срочные дела были, и сейчас в простом лётном комбинезоне с закатанными рукавами и штанинами, лёгкой походкой возвращался с Волги с удочкой в одной руке и ведром в другой. Подойдя к стоянке, я поставил ведро и спросил у дремлющего в тени Никиты.
— Новости есть?
— Тихо, товарищ капитан.
— Зря ты на реку не пошёл, водичка просто прелесть, и накупался, и нарыбачился. Сейчас уху варить буду, ужин-то я пропустил. Кстати, герои-любовники уже вернулись из города?
— Звено Светлова? Смешно сказали. Нет, ещё не приезжали. А на реку я как пойду, это вам за самоволку ничего не будет, а я под трибунал не хочу. Приказ не покидать расположение.
— Да не волнуйся, увидел бы сигнальные ракеты, мигом тут оказался, я приглядывал за аэродромом, но тихо всё было.
И тут, как будто вопреки моих слов, в небо от штаба взвилась сигнальная ракета.
— Зелёная, — сказал я, полуобернувшись и наблюдая за её падением. — Наша!
Мы с Никитой тут же подорвались с места. Я убрал улов в сторону, как и удочку, она Светлову принадлежала, бамбуковая, дорогая зараза, и прыгнув к вещам, быстро сменил свою одежду, носил я комбез во время грязной работы или вот так на рыбалку, и быстро облачился в свою форму и утеплённый комбинезон. Зелёная для высотников, а у Горького всего четыре высотных истребителя, звено Светлова и моя машина. Я уже полностью увешанный снаряжением сидел в кабине, застёгивая ремни. Мотор ревел, прогреваясь, как подскочивший на мотоцикле посыльный, взобравшись на крыло, потянул мне карту, сообщая на ухо:
— Высотный разведчик на «Юнкерсе», к нам летит.
На карте были отмечены места где он передовую пересёк и где потом засекли, линия прямая, летел действительно к нам. Достать его нельзя, у нашей авиации просто нет возможностей чтобы подняться на такую высоту, и тот бой под Москвой — это удивительный и невозможный случай, который действительно был, чему было множество свидетелей. Просто авиационные инженеры и конструкторы не понимали, как на обычном истребителе, а они его до винтика разобрали, можно было подниматься на такую высоту. Вон, через особиста вопросы присылали, вчера отвечал. Мол, я не знал, что подниматься нельзя, мне никто не говорил, вот и поднимался. Воздух был, чувствовал я себя в принципе нормально, хотя и хуже, чем ниже. В остальном ответить ничего не могу. Летал и сбивал. Тем и ответить нечего было.
«Юнкерс», судя по карте, уже пролетел изрядно расстояний, звено «ЛаГГ», что дежурило сегодня, даже не поднималось выше, лётчики в бессильной злобе наблюдали приближающийся инверсионный след. А я поднимался, делая круги. Всё равно пока на высоте окажусь, тот до города доберётся, так что насиловать мотор не буду, и поднимался, чуть позже включив кислородное оборудование. В принципе мне оно не особо нужно, амулет-скафандр защищал, но надо же объяснить почему воздух не растрачен, так что пусть будет. Я оказался на одиннадцати тысячах метрах, когда тот проходил надомной на тринадцати тысячах. Однако я продолжил подъём, плюнув на маскировку, гада надо сбить. Уже вставали шапки разрывов, и я попросил Берёзу — дежурного по зенитной обороне города, прекратить огонь. Всё равно не достают. Не сразу, но орудия смолкли. Это взволновало пилота, тот понимал почему могли замолчать зенитки, и он с двумя наблюдателями начал крутить головой. Засекли всё же как я к ним с хвоста захожу, поползли дальше на высоту, да поздно, точная очередь из пяти пулемётов, три из которых крупнокалиберные, и из левого мотора вырвался чёрный дым, который густел с каждой секундой, да уж, пять пулемётов, это всё же лучше, чем три. Я дал немцам немного пролететь. Слегка снижаясь и оставляя за собой полосу чёрного дыма, и снова атаковал, повредив уже второй мотор. Это был конец, и немцы это поняли, один за другим умирающую машину покинуло три фигурки, а разведчик, неуправляемо вращаясь, разрушаясь от нагрузки, стал падать вниз, ведя за собой полосу чёрного дыма. Хвост у того гореть начал, но падение сбило пламя. К счастью «Юнкерс» рухнул не на город, а на окраине, в поле.
— Берёза, я Кот, немец наказан, встречайте незваных гостей.
— Кот, я Берёза, всё видел. Возвращайся, гостей встретят.
— Вас понял.
Спускался я спокойно, держа среднюю скорость, и также спокойно и легко пошёл на посадку, подрулив в конце к стоянке своей машины. Лицо Никиты светилось, когда тот мне помогал выбраться и снимал снаряжение. Механики вообще редко видят результаты своей работы, когда над аэродром их лётчик, на их аппарате, над которым те трясутся сутками, сбивает противника. Это не только победа лётчика, но и победа механика, общий вклад. Егоров всё же не удержался, тем более тут были и другие механики, некоторые лётчики из полка Бадина, Светлов ещё не вернулся, и спросил:
— Как аппарат, командир?
— Аппарат в порядке. Слиток золота, а не истребитель. Заправить и пополнить боекомплект, а я на доклад, — приказал я, и достав из кармана галифе апельсин, это уже становилось традицией после удачного вылета угощать механика фруктом, и кинул ему. Егоров ловко поймал оранжевый фрукт, который ему явно полюбился.
Уже темнело, время позднее, за мной машину прислали, всё же быстрым ходоком меня назвать сложно, трость принципиально постоянно с собой ношу, и Никита, поднимаясь на крыло после вылета, когда я выбираюсь, подаёт её мне. С собой в полёт я её не беру. В штабе меня тоже поздравили, хотя отбитые плечи от восторженных летчиков полка Бадина, давали о себе знать. Поздравили с победой, яркой и красивой, уже записали её на мой счёт, вносят в бумаги. Значит к восьми звёздочкам на корпусе моего «Мига» прибавится ещё одна. Из штаба командования «ПВО» Горького уже звонили, узнали кто сбил, потом тоже просили поздравить лётчика и представить к награде. Немецкие высотные разведчики у наших лётчиков и зенитчиков уже в печёнках сидели. Я лишь когда писал рапорт о вылете попросил указать в журнале что немец на одиннадцати летел, мол, не надо преувеличивать, но мне отказали, много свидетелей было, однако в своём рапорте я написал, что сбил немца на одиннадцати шестистах тысячах метрах. А то один раз это случайность, второй раз тенденция. Я и так уже привлёк внимание конструкторов и инженеров совершив невозможное, а сейчас те вообще перевозбудятся. А мне и ответить нечего КАК я же это сделал? Так что раз на бумаге написано одиннадцать шестьсот, значит одиннадцать шестьсот. Люди и ошибаться могут, а тут документ нет.
К счастью последствий не было, поздравления, и всё такое, это было. Отметили в узком кругу, но мы высотники, не пили, для нас это яд, особенно на высоте, вдруг сигнал вылета, а вот механики не сдерживались, им можно. К моему удивлению, представили меня к «Боевику», я думал, что поменьше будет, но это солидная награда. Однако получу или нет, не знаю. Постепенно время шло, немцы не появлялись, у нас было тихо. А вот на Москву был совершён массированный ночной налёт, больше сотни самолётов участвовало, половина высотники, остальные на девяти тысячах подходили. В основном они и понесли потери, высотники немцы ни одного не потеряли. Сбитые немецкие лётчики, те что участвовали в том налёте, пояснили такую наглость. Хотели отомстить за своих, не ожидали они таких потерь, и узнали, что лётчик с позывным Кот, находится у Горького, тот разведчик, пока его не сбили, многое рассказать успел своим, как и то на какой высоте я его гонял. В результате немцы потеряли четыре бомбардировщика, два «ночники» сбили, и два зенитками. Налёт практически удался, пожаров много было, но потери среди мирных граждан всё же расстраивали больше.
У нас мирно текла служба, я каждый день на речку ездил, купался и рыбачил, если что мигом на аэродроме буду, увидев ракеты, именно этим и отговаривался, когда мне укоряли за такие отлучки. Да и уезжаю я только на речку, люблю в водичке поплескаться, а та недалеко, и километра нет. Хорошо над головой начальства нет, у Бадина мы дислоцируемся со Светловым, но всё же не подчиняемся. Прошла неделя, и ни одного вылета, немцы в нашу сторону и не дёргается. Конечно приятно так думать, что немцы просто опасаться отправлять сюда свои высотники зная, что здесь Кот, то есть я, но причина может быть и в другом. Однако вот в Москве немцы налёт повторили, практически в той же численности. Причём в этот раз им помогали наводчики, ракетами показывая важные цели. Почти всех их изловили к утру, но всё же налёт в этот раз дорого стоил, не помогли не аэростаты заграждении, ни зенитная артиллерия. Сбито немцев было девятнадцать. Высотники снова ушли без повреждений. Да и то наши лучше подготовились к такому массированному налёту. В этот раз и потерь, в имуществе и людях, было куда больше. И вот немцы вспомнили про промышленный район Горького, через семнадцать дней после того как я разведчика сбил, а повторный массированный налёт на Москву был два дня назад. В общем, разбудили нас, «ночников» по тревоге. Время полночь, немцы идут. Только высотники, численность не известна, но много.