Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
— Да, и что с того?
— А то, что мне показалось необходимым, помимо официальных бесед с министрами и депутатами, поговорить и с простыми израильтянами на месте, именно этим я и занимаюсь.
— Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты вляпалась в какое-нибудь любовное приключение, хотя... Знаешь, что? Такое может произойти, когда занимаешься «полевой работой».
— Говори за себя, — раздраженно буркнула она.
— Хорошо, когда ты вернешься?
— Точно не знаю, думаю, денька через
— А это не слишком мало? — с иронией ответил он.
— Возможно. В этом случае я тебе позвоню.
— Два дня, и ни минутой больше. Или ты работаешь как следует, или можешь вообще не возвращаться. Два месяца ты провела в Руанде, месяц — в Судане, еще месяц...
— Я тебя умоляю!
— Мариан, это ведь просто работа, ничего более. Сделай ее как можно лучше, но не влезай в это, ты там не для того, чтобы урегулировать конфликт. Твой доклад должен быть у меня на столе утром в понедельник.
У Мариан не было времени для ответа, потому что Мишель повесил трубку.
В храм Гроба Господня хотели войти несколько групп туристов. Гид группы американцев просил их не отходить далеко. Священник вел многочисленную группу испанцев. Несколько скромно одетых женщин, которых Мариан приняла за монахинь, похоже, пришли в полный восторг, пока ожидали своей очереди, чтобы войти в церковь.
Она с нетерпением ожидала прихода Изекииля. Мариан встала рано и долгое время бродила по Старому городу. С самого раннего утра она поднялась до Купола скалы, где находится мечеть Омара. Потом у Стены плача наблюдала за приходящими и уходящими иудеями.
Направляясь к храму Гроба Господня, она разглядывала разномастные магазинчики с кучей всякого барахла для туристов.
Изекииль прибыл ровно в десять и застал Мариан врасплох.
— Я не заметила, как вы появилась.
— Знаю. Вы пребывали в такой задумчивости, и, я бы сказал, были чем-то озабочены.
— Я наблюдала за людьми.
Старик не настаивал, взял ее под руку и пригласил на прогулку.
— Давайте пройдемся по городу, а потом вернемся сюда. Думаю, вы уже были в храме Гроба Господня.
— Да, и не устаю удивляться набожности тех, кто посещает его впервые.
— Могу я спросить: вы верите в Бога?
Мариан взглянула на него раздраженно.
— Почему вы задаете этот вопрос? Вы злоупотребляете моим доверием.
— Не отвечайте, в этом нет необходимости, — сказал Изекииль, заметив ее дискомфорт.
— А вы? Во что верите вы? — спросила Мариан, и в ее тоне чувствовался вызов.
— Мне бы хотелось верить. Я нуждаюсь в вере. Но не знаю, верю ли.
На Мариан ответ произвел впечатление. Она чувствовала то же самое, именно это ее и беспокоило.
— Почему вы хотели, чтобы мы пришли сюда? —
— Потому что, как я уже сказал вчера, вы могли бы лучше понять мой рассказ, если мы прогуляемся по тем местам, где происходили некоторые события.
Изекииль шел медленно, чтобы Мариан двигалась с ним в ногу и слушала.
— Давайте вернемся в 1920-е годы, — начал он.
— Хорошо.
***
Самуэль и Натаниэль проводили нескончаемые часы у себя в лаборатории, составляя новые лекарства и проводя испытания. Тем не менее, от работы в поле их тоже никто не освобождал. Кася теперь твердой рукой правила Садом Надежды, не уставая всем напоминать, что у каждого есть свои обязанности перед общиной, которые заключаются в обработке земли и помощи по дому, а кроме того, никто не имеет права тратить ни единого гроша, не посоветовавшись с остальными членами общины.
Натаниэль, который привык к воцарившейся в Саду Надежды тишине, заметно оживился благодаря возможности обменяться мыслями и воспоминаниями с Руфью и Касей, этими двумя женщинами, потерявшими мужей.
Марина и Игорь, казалось, жили вполне счастливо, хотя и Самуэлю, и остальным членом общины они напоминали скорее двух друзей, нежели влюбленных. После стольких трагедий в общине наконец-то воцарился покой, особенно после того, как из Египта вернулся Луи. Он вернулся неожиданно, и все были рады его возвращению.
Луи в двух словах рассказал о времени, проведенном в Каире. Никто из его друзей не настаивал на том, чтобы он рассказал подробнее. Они привыкли к тому, что некоторыми сторонами своей жизни он не делился ни с кем, даже с ними.
— Мне достаточно, чтобы все осталось, как прежде, — признался Самуэль Натаниэлю.
Старый аптекарь всегда внимательно его выслушивал.
— Ты должен подыскать себе жену, — посоветовал он.
— Жену? Боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы жениться. Да и кто захочет переехать сюда? Сад Надежды — это даже не дом, а кибуц.
— Не забывай, что некоторые наши женщины — коммунистки, другие — социалистки, а те, кто не принадлежат ни к тем, ни к другим, никогда не переставали работать и жертвовать собой. Сад Надежды — хорошее место для жизни, — ответил Натаниэль, искоса глядя на Даниэля, сына Мириам.
Натаниэль был достаточно стар и не мог не заметить, что Самуэль и Мириам искали предлог, чтобы быть вместе, но, боясь отказа, никто не решался сделать первый шаг. Кроме того, у Мириам был сын, и она ни за что на свете не хотела, чтобы Даниэль упрекнул ее в том, что она не носит траур по его отцу. Хотя Натаниэль думал, что мальчику нужен отец, и, если бы ему пришлось выбирать, единственный, кого бы он выбрал, был Самуэль, он никогда не решался заговорить об этом.