Стретч - 29 баллов
Шрифт:
Оторвавшись, Мэри, не открывая глаза, пожевала губами, как будто съела что-то вкусное.
— М-м-м.
— Боже, я поражен.
— С чего вдруг?
— Как ты догадалась?
— Наверное, глядя, как ты стоишь всю ночь во дворе и пялишься на мои окна.
— Вот черт.
— Не переживай. Все хорошо. Просто в следующий раз не забудь подняться наверх.
— В какой следующий раз? В следующий как следующий или прямо сейчас?
— He-а. Закрыто на ревизию. В следующий раз.
— Боже.
— Пока.
Мэри скользнула за ворота.
Вернувшись домой, я долго лежал в постели с открытыми глазами, глядя в потолок и сгараясь не обращать внимания на заходящийся в крике торчок в трусах.
Около трех ночи в комнату заглянул Том:
— С тобой ничего не случилось?
— Э-э,
— Отлично! Пива хочешь?
— Давай.
Так начался ранний период отношений с Мэри.
И вот до чего мы дожили. Миновал ранний период, поздний период, блюзовый период, даже точка после последнего периода миновала, всю хорошесть и легкость как волной смыло, во мне осталась одна пустота, а у нее — стремление делать вид, что ничего болезненного, плохого или достойного сожаления не случилось и что честный разговор, время и общение могут все исправить.
Похоже, все мои знакомые женщины нуждаются в примирениях больше, чем мужчины. Мэри являла хороший пример. Она в любых условиях как тигр боролась за сохранение отношений. Ей становилось непереносимо, когда они ломались, мельчали или угасали. Она запасала эмоции впрок На вечеринках у Мэри всегда можно было встретить ее школьных друзей, друзей по университету, новых друзей, коллег с работы и родственников, словно она пыталась окружить себя маленьким идеальным обществом. Я называл ее «коллекционеркой», что она принимала за издевку. Но вы у кого-нибудь видели записную книжку в виде картотеки с перекрестными ссылками и компьютерной базой данных? Моя записная книжка пестрит вычеркнутыми записями и запорошена крошками от ластика. Моя книжка — потрепанный символ пристрастия к расчистке хлама.
Мне удалось уклониться от прямых попыток Мэри вернуть меня в свою жизнь, и вот, спокойно выждав, она, очевидно, решила применить более утонченные методы. Использовать для этого Тома и Люси (давно приобщенных к коллекции) — низость и манипуляция. В то же время мне не терпелось увидеть ее нового парня. Надо признаться, мне хотелось ощутить боль, а с болью — немного злого азарта. Я знал, что Мэри будет готовиться к встрече с величайшей тревогой. В отличие от меня она надеялась, что мы все сможем обговорить и уладить. Я считал, что поговорить, конечно, можно, но разговоры только разбередят старые раны. Провести выходные там, где та страдал, — это в моем стиле.
Я позвонил Тому и, стараясь не выдать себя, сказал, что подъеду поздно вечером в пятницу, так как накануне Рождества в баре много работы. Я врал. Мне просто хотелось, чтобы Мэри дольше помучилась. Раз вытерпела целый год, за десять дней да пять часов от нее не убудет.
Сотни фунтов
Перед выходом на работу я позвонил Барту на мобильник предложить компромисс с Сэди. Барт говорил настороженно, опасаясь, что я придумал какой-нибудь дьявольский способ выжать из него прибавку к зарплате. Когда я объяснил, что прибавка мне не нужна и что я согласен на дополнительные смены, если он оставит Сэди еще на месяц, Барт был в шоке и, естественно, обвинил меня в желании ее трахнуть. Я поклялся в девственной чистоте моих намерений, тогда он спросил, не тронулся ли я умом за ночь, и я ответил, что если бы тронулся, то он бы меня сразу уволил. Жизненная позиция Барта не допускала каких-либо иных объяснений: если не деньги — значит, секс, если ни то ни другое — значит, человеку место в дурдоме. Он неубедительно пригрозил меня уволить, но такие речи я слышал от Барта каждую неделю. В угрозе, однако, прозвучал намек, что я все еще его должник. Что ж, удовольствие от власти можно получать и таким образом. Барт неохотно согласился — очевидно, колесо рулетки вот-вот должно было остановиться — и на прощанье сказал: «Если будут малейшие жалобы, я ее мигом вышвырну. Понял?»
Я поддакнул и положил трубку, распираемый ощущением собственной добродетельности. Даже появление Дубины Брайана испортило настроение не больше обычного. Брайана прозвали Дубиной из-за неподтвержденных слухов, что он держит у себя в офисе набор бейсбольных бит для обделывания черных делишек Барта. Фигурой Брайан похож на Барта, такой же жирный урод, только лысый как колено, а не завитой под Рода Стюарта. Брайан всегда носит
Где-то, наверное на образовательных курсах для взрослых, Брайан подцепил привычку к месту и не к месту вставлять в речь канцелярские словечки. В тот вечер он, например, заявил, что мы должны «стимулировать сбыт» на Рождество, что «перспективы движения ликвидности» выглядят ни к черту и что в новом году грядет «расширение бизнеса». Когда даже татуированные громилы из Ист-Энда начинают изъясняться на жаргоне менеджеров среднего звена, становится окончательно ясно, что восторжествовала единая и самая правильная идеология. Что бы Брайан ни говорил, я всегда считал его угрозы полной фигней. Он повторял одно и то же каждые шесть месяцев, а Рим и поныне стоит на месте. Вдохновенную речь о «стимуляции сбыта» следовало понимать как продление времени скидок на двадцать минут. После этого Брайан отправился пугать менеджеров в другой филиал. Я набросал еще один некролог:
Сэр Фрэнсис Стретч, владелец известной сети ресторанов «Бартоне» и «Полный пиндец», умер в возрасте шестидесяти пяти лет.
Его имя стало известно, когда в конце 90-х годов он открыл небольшое бистро в Стокуэлле. Хотя расположение заведения не внушало надежд, оно много лет привлекало выдающихся и знатных людей с другого берега Темзы и даже Атлантики.
За десять лет Фрэнсис Стретч открыл еще пятнадцать ресторанов в разных местах Великобритании и заработал несколько миллионов фунтов, а в 2006 году продал всю сеть фирме «Конран» [39] . Вскоре он выкупил у своего бывшего начальника обанкротившуюся сеть ресторанов «Бартоне» и превратил их в гастрономическую сенсацию 10-х годов XXI века. Сеть обслуживала непрерывно обновляющийся класс молодых профессионалов. Название «Бартоне» стало широко известным как на севере, в Шотландии, так и в Лондоне. Огромные порции, открытый допоздна бар и непрерывно повторяющаяся непритязательная музыка вызывали издевки серьезных ресторанных критиков, однако концепция оказалась столь успешной, что в обществе возник новый социальный слой, обогативший язык новым словом — «бартишки». Так называли завсегдатаев заведений Стретча. Стретч жил на широкую ногу и вращался в обществе самых изысканных гурманов своего времени. На одном из знаменитых обедов Стретч с тремя спутниками съел одиннадцать блюд, перемежая их паштетом из гусиной печенки и кубинскими сигарами, и выпил две бутылки шампанского «Кристалл» старой выдержки. По словам очевидцев, счет, включая сигары, составил 41 500 фунтов плюс чаевые. В тот же день Стретч отужинал еще и в «Каприсе».
39
Одно из крупнейших дизайнерских агентств.
Фрэнк Стретч владел домами в Кперкенуэлле, Верхнем Ист-Сайде, на Манхэттене и в Ратлэнде, где и скончался на текущей неделе в среду.
Стретч никогда не состоял в браке, однако прославился своими любовными похождениями с женами политиков и писателей. В туалете на Манхэттене был вывешен личный девиз Стретча: «Голосуй за лейбористов, мочи тори, трави писак».
Фрэнсис Стретч оставил двоих детей — сына, хирурга-кардиолога, и дочь Эми, психолога, специалиста по нарушениям режима питания.
Как и в прежний вечер, Сэди обслуживала столики из рук вон плохо, одновременно умудряясь собирать сногсшибательные чаевые. Я был лишен удовольствия рассказать, сколь галантно я за нее вступился. Поторопившись брякнуть, что ее не уволят, я не мог теперь признаться, что врал, но это уже не играло роли. Главное, что не выгоняют. Кроме того, акты милосердия должны вершиться втихаря, не так ли? Не знаю, как выглядит в этом свете мать Тереза с ее ураганным пиаром, но я где-то слышал, что дающему воздастся больше, если он не станет распинаться о своих деяниях в прессе по всему миру. О себе, о себе думает, сучка. Властью упивается и сама же себя славит.