Стриптиз Жар-птицы

Донцова Дарья

– Могу что-нибудь для тебя сделать? – Я предприняла последнюю попытку разговорить Жозю.

– Купи белого хлеба, – велела она. – Хотела тостик съесть и ни кусочка хлебушка не нашла. Магазин недалеко, но я сама туда уже много лет не хожу. Да и раньше противно было совать нос в грязную лавку.

Глава 17

Если в деревне отсутствуют библиотека, клуб и танцплощадка, то где можно найти местных сплетниц? Абсолютно верно, в продуктовой лавке.

Я толкнула серую железную

дверь, споткнулась о слишком высокий порог и очутилась в большой комнате. В голове моментально ожили воспоминания…

Вот мать Раисы вручает мне желтый эмалированный бидон со слегка стертым темно-коричневым орнаментом по краю и говорит:

– Виола! Пущай Катька три литра нальет. Но гляди внимательно, ежели она черпаком по дну фляги заскребет, скажи: «Бабка велела из новой партии брать. Старое молочко скиснет». Поняла?

Я быстро киваю.

– Здесь рубль, – продолжает старуха, протягивая мне засаленный, некогда кожаный кошелечек, – молока купишь, хлеба белого по семь копеек, за тринадцать не бери, дорого. И еще сдача останется. Пересчитай аккуратно!

Я трясу головой. На лице старухи появляется странное выражение, в душе у бабки явно идет борьба. Наконец она, издав тяжелый вздох, говорит:

– Ну ладно! Лето на дворе. И праздник сегодня, Троица. Хорошо, возьми себе мороженое. За девять копеек, молочное, на вафлях. Оно самое хорошее. Помнится, мой дед… Ладно, беги. Стой!

Получив столь полярные приказания, я торможу у выхода.

– Молоко из новой партии, – грозит мне корявым пальцем бабка. – Не разлей! Булка за семь копеек. Не урони! Про мороженое, думаю, ты и так отлично помнишь. Не ешь его на улице, домой принеси!

Я выполняю приказ старухи, оборачиваюсь туда-сюда и через полчаса, затаив от восторга дыхание, разворачиваю липкую бумажку. Брикетик, покрытый вафлей, не так уж и велик, я легко могу слопать четыре порции. Но кто же мне их даст? Бабка гремит на плите кастрюлями. Я беру здоровенный тесак, режу лакомство пополам, потом говорю:

– Ба!

– Чего тебе, докука? – оборачивается она.

– Твоя часть, – отвечаю я. – Ешь, а то тает!

Старуха подсаживается к столу, с неприкрытым удовольствием отламывает ложкой кусок, отправляет его в рот, закрывает глаза, затем, пододвинув мне остатки, сурово говорит:

– Ешь! Ребенку куплено!

– Так нечестно, я не жадина.

– Дурында! – сердится бабка. – Запомни крепко: если тебе чего от жизни досталось, с чужими не делись. Этак раздашь все добро и нищей очутишься. Наоборот, спрячь получше и вида не показывай, че имеешь! Народ злой да завистливый. Вот сейчас выйдешь на улицу, угостишь девочек, они сожрут лакомство и тебя за идиотку посчитают. В глаза «спасибо» скажут, а за спиной заржут: «Ох и кретинка Виола, видно, у нее денег много, раз так вкусным швыряется!»

– Ты не чужая, ты моя бабушка, – отвечаю я, облизывая бумажку, – я когда вырасту, много-много денег заработаю и скуплю тебе все мороженое.

– Дай бог нашему теляти волка

съесть… – усмехается бабка. – Не надобно мне сладкое, вредно, диабет случится! Ешь спокойно. А если хочешь благодарной казаться, не словами бросайся, а делом докажи. Долизывай мороженое, бери простыни да прополощи в речке. Языком мотать каждый умеет. Может, я не доживу до твоих больших денег, станешь тогда совестью мучиться, думать, что не успела мне помочь. А так простынки ты от мыла отшоркаешь. Получила хорошее – отплатила. Во как! Иначе в жизни нельзя, на взаимопомощи мир стоит. Но если ты человеку мороженое покупаешь, покупаешь, покупаешь, а он для тебя ни разу на речку не сбегал, значит, неблагодарный, держись от него подальше. И, главное, никогда не говори себе: «Люблю его, поэтому и стараюсь». Неправильно это, развратно! Ты человеку своим мороженым лишь хуже сделаешь. Привыкнет и требовать будет…

– Девушка, чего хотите? – ворвался в уши резкий вопрос.

– Булку за семь копеек и три литра молока, только из новой фляги, – машинально ответила я.

– Разливным давно не торгуем, – раздалось в ответ.

Я вздрогнула и очнулась. За прилавком стояла ярко накрашенная девица в черной обтягивающей майке с надписью «Йec» на груди. Слева маячили бутылки с колой и пачки импортных сигарет, слева кексы в вакуумной упаковке, батоны колбасы, сыр, масло.

– Молоко только в пакетах, – продолжала торговка, – а про хлеб я не поняла.

– Дайте батон посвежее, – попросила я. – Похоже, в деревне коров нет?

– Кому они нужны? – без приглашения вступила в беседу тетка, рассматривавшая коробки со стиральными порошками.

– Молоко, творог, масло, – перечислила я, – много чего от буренок получается.

Баба засмеялась:

– Легче все в магазине купить! Ты, похоже, никогда за скотиной не ходила. В четыре утра встань, вымя помой, подои, к пастуху выгони, днем на пастбище с ведром смотайся, вечером снова-здорово!

– Ясно, – кивнула я. – А вы не знаете случайно, где Захаркина живет?

– Ведьма? – спросила продавщица.

– Людмила, – уточнила я.

– У нее молоко не купишь, – деловито пояснила тетка. – Она корову, правда, держала, но теперь нет.

– И все же подскажите, как Захаркину найти.

– Не ходите к ней, – предостерегла меня девушка, – она порчу наводит.

– Молока там точно не найдете! – уверенно сказала тетка.

– Сделайте одолжение, мне очень надо к Захаркиной!

Баба ткнула пальцем в окно:

– Во! Вишь тропку? В лес ведет?

Я кивнула.

– Иди по ней прямиком, в захаркинскую избу и уткнешься.

– Ой, не надо! – испуганно предостерегла продавщица. – Бабка страшная, хотя к ней многие бегают. Мужиков привораживают! А вы хотите замуж выйти, да? Угадала?

– Нет, я недавно развелась и чувствую упоительную свободу, – неожиданно откровенно ответила я и вышла на крыльцо.

– Вот дура! – долетело из магазина. – Как думаешь, зачем ей Людка?