Стриптиз
Шрифт:
— А где сейчас Дениз?
Я слышала, как внутри трейлера скребется в дверь Фла-фи, пытаясь выйти. Я повернула ручку, дверь открылась. Флафи как ошпаренная выскочила и залаяла что было мочи. Потом сбежала по ступенькам и бросилась на байкера, стоявшего рядом с Фрэнки. Она вцепилась ему в ботинок, и, прежде чем я успела что-либо сделать, он подбросил ее ногой в воздух. С глухим стуком Флафи ударилась об одну из бетонных плит, которыми была выложена стоянка.
— Ах ты, паразит! — заорала я.
Флафи медленно поднялась, отряхнулась. Я сбежала по ступенькам и бросилась к ней. Фрэнки соскочил с мотоцикла
— Сука, — проговорил парень. — Я с этой собаки шкуру сниму, а голову повешу тебе на дверь, если она еще хоть раз попытается укусить меня.
Он хотел было отъехать, но Фрэнки встал прямо перед его мотоциклом.
— Ты идиот. Эта собака чуть больше мыши, — спокойно сказал он. — Ее зубы не прокусят даже твоих штанов.
— Эй, Рэмбо, ты что, боишься мышей? — крикнул кто-то из парней.
Остальные байкеры рассмеялись, найдя эту шутку смешной. Рэмбо, однако, ничего смешного не увидел. Его лицо налилось кровью, а глаза дико заблестели. Казалось, еще немного, и он сорвется.
Сердце у меня колотилось, я не могла сдвинуться с места. Мне страшно захотелось влепить ему затрещину, сделать больно, но, взвесив все «за» и «против», я поняла, что счет будет не в мою пользу. Если что-то и произойдет, то пусть по крайней мере исходит не от меня.
— Освободи дорогу, — потребовал Рэмбо, обращаясь к Фрэнки.
Фрэнки стоял неподвижно.
— Хватит тратить время на какую-то собаку, — сказал он. — Пора возвращаться в клуб, у нас есть дела.
Остальные байкеры уже заводили моторы и разворачивались. Не сводя глаз с Рэмбо, Фрэнки шагнул в сторону.
Рэмбо завел мотор, дал газ и, вцепившись в руль, понесся по проезду между трейлерами. Фрэнки повернулся ко мне.
— Собака в порядке? — спросил он.
Во мне еще бушевал адреналин, сердце колотилось, в ушах звенело. Мне очень хотелось сделать кому-то больно, а ближе всех оказался Фрэнки. Поэтому я бросилась на него и что было сил заехала ему по лицу. Для него это оказалось полной неожиданностью. Фрэнки, однако, не растерялся, схватил меня за руку и вывернул ее мне за спину. Было очень больно. Так мы и замерли: он держал вывернутую руку у меня за спиной, а я согнулась почти вдвое.
— Отпущу, когда ты успокоишься, — спокойно проговорил он. В голосе его не было злобы, он говорил вполне буднично. Я увидела, что на землю капает кровь, я повернула голову — кровь шла из носа Фрэнки. Мне сразу стало легче.
В трейлере напротив открылась дверь, и раздался голос Рейдин, моей соседки.
— Сынок, — сказала она, — если ты не хочешь сегодня встретиться со своим Создателем, советую тебе отпустить эту женщину и отойти от нее подальше.
Рейдин стояла на ступенях своего трейлера с револьвером в руке и целилась прямо во Фрэнки, чуть наклонив седую голову. На ней было повседневное домашнее платье в розовых цветах и любимые лосины, спущенные сейчас до лодыжек и обнажившие дряблые белые ноги. Обычно она надевала их под платье и закатывала до колен. Рейдин чуть подвинулась, чтобы лучше видеть Фрэнки.
Тот медленно отпустил мою руку, я выпрямилась. Флафи стояла там, где я ее оставила, и тихо поскуливала. Рейдин продолжала целиться во Фрэнки, поглядывая на него через прицел.
— Милая, — обратилась она ко мне с нежностью, —
Рейдин — добрейшая душа, но с головой у нее не все в порядке. Пока она раз в три недели наведывалась в психушку, где ей делали укол пролексина, все было в норме. Если же она пропускала укол, то уже через две недели ей начинали мерещиться маленькие человечки. Она вызывала полицейских, жалуясь им, что стоянку снова захватили фламандцы. А еще некоторое время спустя она начинала стрелять из окна в невидимых воинов, а потом приезжали копы и отвозили ее в больницу. Поэтому я испугалась, что Рейдин приняла Фрэнки за фламандца и что она не совсем правильно оценивает ситуацию.
Фрэнки, естественно, ничего этого не знал, но, судя по всему, явно нервничал.
— Рейдин, я предлагаю вот что, — сказала я, не сводя глаз с Фрэнки и моля Бога, чтобы байкер не попытался бежать. — Давай отпустим его на первый раз, но если он еще когда-нибудь попробует сделать что-то подобное, тогда ты его застрелишь.
Рейдин задумалась, опустила револьвер и уставилась на меня.
— А он точно не фламандец?
— Нет, Рейдин, он байкер.
Мой ответ удовлетворил ее.
— Тогда иди, сынок, — разрешила Рейдин.
Фрэнки медленно подошел к мотоциклу и сел на него. Я сделала несколько осторожных шагов по направлению к Фрэнки, стараясь не растревожить Рейдин. Я уже несколько успокоилась.
— Извини, что так на тебя набросилась.
Фрэнки выглядел жутко — по лицу все еще текла кровь, кровь была на рубашке и жилете.
— Да ничего, всякое бывает, — ответил он. — Рэмбо полный идиот. — Фрэнки вздохнул и вытер нос тыльной стороной ладони. — Дениз в мотеле «Голубой Марлин», но не тревожь ее до шести часов. Ей необходимо выспаться.
Он повернул ключ зажигания и нажал на стартер. «Харлей» взревел, и в одно мгновение Фрэнки исчез.
Я повернулась к Рейдин, но ее уже не было на крыльце. Посреди проезда стояла Флафи и смотрела вслед Фрэнки. Она уже не улыбалась.
Глава 5
Песчаную полосу пляжей, вдоль которой раскинулся Панама-Сити, называют еще Волшебной полосой. Правда, за те два года, которые я здесь прожила, я так и не поняла, в чем заключается ее волшебство. Может быть, в том, что ни один город не привлекал к себе на отдых такого количества молодежи. Однако скорее всего это название должно было убедить туристов, что именно эти пляжи лучшие во Флориде. Сейчас я сидела в дальнем конце Волшебной полосы и наслаждалась пиноколадой на задней веранде клуба «Шарки».
Клуб «Шарки» выдержан в сельском стиле — спокойного серого цвета, с соломенной крышей — и стоит у самой дороги, ведущей к пляжу. Вывеска его прямо-таки бросается в глаза. И будто этого недостаточно, над входом висит муляж огромной акулы.
Я сидела на веранде, наслаждаясь закатом, и рассматривала отдыхающих, прогуливающихся по пляжу. Двое молодых парней в белых шортах и белых рубашках складывали голубые пляжные зонтики, собирали лежаки и относили все это на ночь в ближайший отель. Это мое любимое время суток в Панама-Сити, короткое затишье перед ночной жизнью, когда в изнеможении дремлют загорелые нимфетки, а утомленные солнцем мужчины принимают душ, освежаясь перед ночными развлечениями.