Стриптиз
Шрифт:
– Еще быстрее, – тяжело дыша, повторил он.
«Все будет как надо», – подумала Эрин. И негромко запела первый куплет.
– Не так громко, – пробормотал он, косясь на заднюю дверь.
– Это такая чудесная песня, – сказала Эрин – не ему, а в пространство.
– Может, разденешься? – шепнул Альберто.
Эрин подняла брови.
– Ну, чуточку, – настаивал он. – Хотя бы кофточку...
Не гася улыбки, Эрин расстегнула две верхние пуговицы.
– А остальные уж ты сам, хорошо?
Альберто просиял, вскочил со стула и потянулся к ней; его скрюченные от нетерпения,
Следующим номером Эрин взъерошила ему волосы, и этого он уже не мог выдержать. Он попытался рывком стянуть ее со стола; его лицо было совсем близко, и Эрин не упустила момента. Резко и высоко, как тамбур-мажоретка на параде, вскинув колено, она ударила им в небритый подбородок Альберто. Звук удара был похож на выстрел.
Альберто рухнул навзничь, захлебываясь кровью. Эрин стояла над ним, уже без улыбки, и блузка ее была застегнута до самого верха. В руке Эрин держала дымящийся, только что вскипевший кофейник.
– Я собираюсь приготовить яйца вкрутую, – сказала она, угрожающе наклоняя кофейник.
Альберто попытался сказать что-то, но вместо слов изо рта у него вырывалось неразборчивое бульканье.
– Не уверена, что ты сдохнешь от этого, – продолжала Эрин, прицеливаясь, – но если нет, то ты сам пожалеешь, что не сдох.
Альберто наконец удалось выдавить более или менее четко:
– У соседки... она у соседки... рядом... слева...
– В соседнем трейлере слева?
Альберто отчаянно закивал. Поставив на стол кофейник, Эрин выскочила из трейлера. Альберто дрожащими пальцами попытался ощупать свой окровавленный, прокушенный язык, чтобы понять, много ли от него осталось. В этот момент распахнулась задняя дверь и на пороге возникла фигура Риты. За ней, навострив уши, стояла грозная Лупа.
– А-а-а-а-ай! – взвыл Альберто, загораживаясь обеими руками. Но собака-волчица уже унюхала первобытный запах только что пролитой крови.
Всю дорогу до Форт-Лодердейла Эрин держала Анджи за руку.
– Что ты, мамочка? – спросила малышка.
– Ничего, детка. Просто я очень рада, что мы опять вместе.
Впервые за четырнадцать месяцев они были по-настоящему вместе, и Дэррелл Грант не держал их под колпаком. В жизни Эрин не было времени хуже этих четырнадцати месяцев, и она спрашивала себя, удастся ли им обеим наверстать все потерянное за это время.
Анджела снова заговорила:
– У миссис Бикел есть аквариум. Она позволила мне покормить ее угрей.
Миссис Бикел была пожилая дама, жившая в соседнем с Ритой и Альберто трейлере. Она как раз готовила в микроволновой печи завтрак для Анджелы когда появилась Эрин, чтобы забрать дочь.
– Я не заметила
– Он стоит в спальне, возле телевизора. А угри зелененькие, и они скушали всех ее красивых рыбок.
– Я не знала, – отозвалась Эрин. Похоже, миссис Бикел отлично вписывалась в демографический состав обитателей трейлерного городка.
– А куда мы сейчас едем – домой? – спросила Анджела.
– Конечно, родная. К нам домой.
– На целый день?
– Насовсем.
Личико Анджелы выразило беспокойство. У Эрин упало сердце, когда она подумала, что ее дочь могла остаться у Дэррелла, или у Риты, или у этой старухи с ее зелеными хищниками в аквариуме. Это был самый кошмарный из всех кошмаров, мучивших Эрин. Сейчас она даже перестала дышать от ужаса, что сказала не то, что следовало, и что вот-вот малышка, глядя на нее своими чистыми, ясными глазками, произнесет: «А я хочу к папе!» Этого Эрин не вынесла бы.
Наконец девочка нарушила молчание – одним-единственным словом:
– Пижамка.
Она была в своей любимой трикотажной пижамке с Биг-Бэрдом и Страшилищем Куки на груди.
– Она у меня совсем грязная, – продолжала Анджела, выворачивая локоть и показывая матери запачканный рукав. – А все мои вещи у папы. И трусики у меня тоже грязные.
– Мы купим тебе новые вещи. – Эрин почувствовала, что снова может дышать.
– Вот здорово!
– Ты любишь ходить по магазинам?
– Не знаю. Мы с папой ходим только в больницы.
– Ну, конечно – кататься на креслах с колесиками, – подтвердила Эрин. Как объяснить этой малышке, что за человек ее отец? В каком возрасте ребенок способен понять, что его отец – неисправимый мерзавец?
А Анджела тем временем рассказывала:
– Я однажды видела мальчика, он тоже катался на кресле с колесиками.
– В больнице?
– Ага. Папа сказал, тот мальчик очень больной и поэтому мы не можем покататься наперегонки.
– Что ж, папа сказал правду.
– А когда мальчика опять отвели в комнату, папа взял его кресло, и мы отвезли его домой.
– Да?
– Да. Чтобы починить! – гордо ответила Анджела. – Ему нужно было сделать новую подножку.
– Так папа сказал?
– Ага. И новые колесики. Правда же, папа молодец?
Эрин вздохнула.
– Это ты молодец, детка, что позвонила мне вчера. Я ужасно рада, что ты это сделала.
– И я тоже.
Мордекай пользовался мелодраматическим термином «шантаж» для наименования того, что он собирался и уже начал делать по отношению к конгрессмену Дэвиду Лейну Дилбеку. Без лишних же прикрас то, что он делал и собирался сделать, называлось просто выкручиванием рук. С судом или без оного, суть дела сводилась к весьма несложной формуле: гони бабки – или пожалеешь потом. Основным, хотя и слегка замаскированным элементом переговоров, которые обычно вел Мордекай в качестве адвоката, являлась угроза. Умение обделывать такие дела является целым искусством; Мордекай жаждал овладеть им в совершенстве и именно на нем строил все свои жизненные планы.