Строители Млечного Пути
Шрифт:
– А как увидеть портрет этого Сказителя? У вас его нет случаем? – с надеждой спросил я.
– Нет, - с сожалением ответил филолог.
– Это очень редкий святой лик. Один раз видел его, и то во время этнографических исследований в далёкой деревне.
Профессор Хлюмпель было нахохлился, но тут к нему вернулся его обычный оптимизм:
– Да найду я вам этот бесценный лик! Мне обещали его со дня на день! Готовьте деньги – удовольствие это не дешёвое! Это вам не клопов из пушки бить!..
***
На
Похоже, такие же мысли одолевали не только нас. Позвонил профессор и с присущей ему легкомысленностью назначил встречу в городском парке на берегу реки.
– Прогуляемся, воздухом подышим, - объяснил он. – А то совсем вы зачахли в своей бетонной коробке.
– Вообще-то нас ищут, - слабо возразил я.
– Ой, ну что вы как дети, право! Ну кому вы нужны, кроме меня? А мне есть, что вам сказать…
Мы выкрасились в голубой цвет и отправились на встречу.
Хлюмпель сидел на лавочке, откуда открывался очаровательный вид на изгиб реки и промышленные районы с заводскими трубами, половина из которых давно уже не дымила. Он походил на мирного курортника в своей просторной национальной зелёной сорочке, широких бежевых шортах, растоптанных кожаных сандалиях. Его незаурядную голову защищала от палящих солнечных лучей широкополая соломенная шляпа. На первой полосе еженедельной газеты «Исторический вестник», которую профессор внимательно читал, красовалась передовица за его авторством «Не допустим фальсификации истинной истории!»
– Ну, - требовательно посмотрел он на нас, когда мы уселись рядом с ним на лавочку. – Как наши успехи?
– Какие?
– У нас одно дело – качать Рейтинг. Как сильно он вырос после вчерашнего посещения наших доблестных конструкторов-филологов?
– глаза у профессора зажглись азартом, вот только порадовать его было нечем.
– Один процент, - нехотя произнёс я.
– Что? Не верю! – выпучил глаза Хлюмпель. – Один процент?!
Я осторожно, чтобы не пялились посторонние, пригнулся к нему и зажёг голографическую картинку.
– Даже меньше! – с отчаяньем произнёс профессор. – А сколько заработали на школе?
– Полтора процента!
– Катастрофа! – запричитал профессор. – Мои лучшие планы и наработки! И меньше двух процентов!
Он скомкал яростно газету и бросил её в урну.
– Это какой-то позор! Сколько лет вы собираетесь работать такими темпами?!
– Не знаю, - пожал я плечами. – Но знаю одно – мы уйдём с этой планеты, только когда эта цифра замрёт на ста.
– Тогда вы собираетесь жить вечно, - саркастически усмехнулся профессор, а потом весь ушёл в себя.
Мы по практике знали, что когда он находится в глубоком умственном погружении, его лучше не беспокоить. Поэтому Абдулкарим отошёл, купил нам два эскимо и зелёный воздушный шар. Теперь мы наслаждались мороженым, пейзажными просторами, тенью от раскидистого дерева и вообще жизнью. И нам не хотелось возвращаться в мир истинной истории.
Но тут профессор пробудился, обвёл нас суровым взором и отчеканил:
– У вас ошибка в методике. Вы фиксируете линейные процессы, вялотекущие, к которым все привыкли. Их можно смотреть до бесконечности, они поддаются обычному прогнозированию. А Системе для завершающих штрихов нужна картина борьбы. Драма идей!
– Никто не знает, что нужно Системе, - возразил я.
– Вы конформисты. Если никто не знает, это не значит, что никто не может узнать. Я составлю план информационного насыщения. И у нас будет не сто процентов Рейтинга, а сто пятьдесят! Двести!
– Ста достаточно.
– Мы это сделаем. Рейтинг качать – это вам не с зазнобой скучать!
На этом и расстались.
Мы были в расслабленном, благостном состоянии, которое не отпускало нас. Жара в наших нанокостюмах с заданной терморегуляцией переживалась безболезненно. Солнце радовало. Ветерок ласкал.
Из парка вышли на Главный проспект, оттуда свернули на улицу Жертв лирианских репрессий, чтобы напрямую дойти до остановки автобуса, которые ходили где-то раз в час. Или взять такси? Или ещё прогуляться?
Нам не хотелось в тесную квартиру в замызганном микрорайоне. Нам не хотелось в гущу событий растить Рейтинг. Мы сами не знали, что нам хотелось в этот странный день. Можно хотя бы раз расслабиться и придумать, как приятно провести время?
Вот только всё придумали за нас.
– Стоять!
– послышался грубый хозяйский окрик.
Улица жертв тоталитарного произвола вывела нас на круглую Площадь страдальцев тоталитарного голода и мора. Жара выдавила оттуда всех пешеходов. И надо же так случиться, чтобы единственными людьми там оказались полицейские, скучавшие около своей патрульной машины. И на нашу беду это была старая полиция.
После свержения «кровавого прошмуркальского режима» создание причудливых полицейских структур стало одним из самых увлекательных развлечений местных и федеральных властей. Так в дополнение к старой полиции появилась свободная, муниципальная, ответственная, подпольная полиции. Позже возникли полиция чистоты нравов, полиция борьбы с гнусными побуждениями. Отдельно стояла милиция Истинных историков, куда собрали весь сброд, натасканный на человеческую кровь в националистических лагерях. В основном эти полиции занимались поборами с граждан и торговцев, а также продажей оружия, поскольку зарплату платили через два месяца на третий, а на инструктажах вместо постановки задач по часу и больше заставляли петь гимн Свободной Шизады и народные песни.
Функции у всех полиций были одни и те же, поэтому не работал никто. Единственно, где ещё остались люди, имеющие представление о правоохранительной деятельности – это старая полиция. Та самая, которую обвиняли в том, что она коррумпирована, воюет против собственного народа, и вообще там сплошь все шмуркали и шмуркальские шпионы, так что всех её сотрудников надо если не казнить, то люстрировать на веки вечные и запретить работать где бы то ни было. Но инстинкт самосохранения не давал властям её полностью уничтожить, ибо город тогда окончательно погрузился бы в хаос. И надо же нам было нарваться именно на усиленный патруль старой полиции!