Строители Млечного Пути
Шрифт:
Окрик был такой властный, что мы невольно застыли на месте. И я быстро оценил расклад. Двухметровый, похожий на старый добрый фанерный шкаф полицай-лейтенант исподлобья смотрел на нас, на его плече небрежно висел автомат, однако небрежность эта была нарочитая. Никто не помешает ему моментально вскинуть ствол и щедро угостить нас отборным свинцом. Около патрульной машины с надписью «ПП» - просто полиция, и зарешеченными стёклами, целясь в нас из пулемёта, ухмылялся полицейский сержант в лихо заломленной на затылок фуражке. Поодаль стоял рядовой, жующий сосиску в тесте, но однако правая рука у него тоже лежала на автомате.
–
– Ага, щас! – рядовой зажал остаток сосиски зубами, как голодный пёс, и полез в салон машины. Вытащил из бардачка смятую пачку листов, многие из которых были помечены следами жира и кетчупа, и начал перебирать их, поглядывая на нас и сравнивая.
– Во, похожи! – он издалека продемонстрировал офицеру наши розыскные портреты, кинул пачку листов в салон и продолжил жевать. – А ничего сегодня сосиски. Свежие!
Офицер критически посмотрел на нас:
– Значит, шмуркальские террористы!
– Мы дипломаты с официальной миссией! – терять было нечего, врать бесполезно, так что я говорил открыто.
– И вы не имеете права препятствовать нашему передвижению, поскольку между нашими державами имеется официальная договорённость. И применять по отношению к нам меры какого-либо административного воздействия запрещено. Выдворение и задержание допускается только с разрешения высших органов власти, а не районного отделения полиции! Вы это понимаете?!
– Да ничего я не понимаю! – лейтенант зевнул и побарабанил пальцами по ствольной крышке автомата. – Доставлю вас в участок, пусть там и разбираются те, кто понимает. Так, орлы?!
– Угу, - рядовой, прикончив сосиску, выудил из кармана на плече шоколадный батончик и принялся его разворачивать одной рукой, достаточно сноровисто. Вторая все так же лежала на автомате.
И что нам теперь делать? В участок никак нельзя. Нас просто пристрелят или отдадут ордынцам на растерзание. Бежать, используя сверхреакцию и стремительность? Можно попробовать, но если они начнут стрелять длинными очередями куда не попадя, то пуля-дура вполне способна задеть кого-то из нас. А флюктуация эфира такая, что защитное поле может и не сработать. Кинуться на них? Отключить? Вот будет комедия - дипломат напал на полицейского. Дипломатического статуса с нас никто не снимал, объявление в розыск просто фикция, а вот нападение на полицию – это серьёзно. Но дело даже не в этом. Полицейские хорошо так стоят, на расстоянии. И видно, что, несмотря на раздолбайский вид, ребята ушлые. Будь они вооружены пистолетами и дубинками, мы бы их уже укладывали в салон. Но пулемёт и два автомата – это серьёзно.
Будто почувствовав наши мысли, лейтенант процедил:
– И не думайте дёргаться! Замордуетесь потом дырки в себе считать! А ну в машину!
Я шагнул в сторону патрульной машины. Ну что ж, можно попытаться сбежать на ходу. Посмотрим. Жизнь всегда предоставляет шансы тем, кто готов их использовать.
Я сделал ещё один шаг…
По голове и ушам страшно врезало чем-то. И я увидел перед собой асфальт – очень близко. Чересчур близко. Потому что я на нём просто лежал!
Вокруг стояла пыль, в ушах звенело. Жахнуло очень хорошо. Я приподнялся, кашляя от пыли, увидел, как офицер с трудом поднимается на ноги и встаёт, покачиваясь и опираясь на автомат, как на костыль.
Он прокашлялся и выдал витиеватое длинное ругательство. А потом спросил:
– Все живы?
Живы оказались все. Только у сержанта на щеке была глубокая царапина, да у рядового порван китель.
Я огляделся. Павильон цветочного магазина и табачный киоск справа от нас исчезли - теперь на их месте были развалины и обломки. В воздухе столбом стояла пыль.
Лейтенант потряс головой и с чувством воскликнул:
– Чуть не накрыло! Это разве жизнь?! Лучше при лирианах с горячей водой и при порядке, чем при этих историках с их псалмами!
– А что это было? – осторожно спросил я.
– Бомба с бомбовоза! Его неделю собирали, чтобы жахнуть по шахтёрам. Один только остался на ходу.
– Один бомбардировщик на всю Шизаду?
– не поверил я своим ушам.
– Да! Лира оставила нам тьму оружия! И двадцать лет его распродавали диким океанским племенам за гроши! В результате на ходу у нас один бомбовоз! И тот снаряжают всей армией. Вот бомба и оторвалась на лету!
– Почему вы так думаете?
– А что, в первый раз, что ли? У них ничего не работает! Здесь всё через одно место! В зад этих историков! Этих синекожих! Этих ордынцев! Господи, верни нам Лиру!
У полицейского лейтенанта была настоящая истерика. На нас внимания уже никто не обращал. Можно было попытаться незаметно улизнуть. Но не стоило.
– А что нам делать, офицер? – спросил я
– Да идите, куда шли! Чтобы я для этих голубокожих хоть пальцем пошевелил! Да гори они в аду. Верно, Шуляй?
– Верно, - рядовой нервно жевал очередную шоколадку – старая затерялась где-то в пыли. – Кормить, гады, совсем перестали.
Мы двинули прочь от разбомблённой площади. Плюхнулись в сквере на лавочку. Одежда наша самоочистилась, наноэлементы сменили её цвет, оставалось только умыться и отряхнуть волосы от бетонной пыли.
– М-да. Ситуация – произнёс я и выкликнул рейтинг.
– Ты смотри, - удивился Абдулкарим.
Встреча с полицией и бомбёжка прибавили к Рейтингу состояния сразу десять процентов!
***
Галерист ничем не отличался от других представителей этой профессии. Одет он был в бархатный малиновый пиджак, вместо галстука на его шее розовела бабочка, брюки отличала необъятная ширина. Лицо - одухотворённое, взор устремлён прямо в космос, где Абсолют ткёт свою гармонию. Однако едва вопрос заходил о ценах и продажах, глаза становились острыми, цепкими и до безобразия хитрыми. Имелась у этого человека одна небольшая особенность – он был карликом.
Мы заявились к нему вместе с Хлюмпелем. И если на нас галерист смотрел, как на предмет манипулирования и облапошивания, то, ловя насмешливый взгляд профессора, явно терялся. Видимо репутация у нашего союзника была серьёзная, что, впрочем, нас только радовало.
– Новые времена вдохнули новую жизнь в наш бизнес, - вещал карлик.
Мы вошли в первый зал галереи. Аншлага здесь не наблюдалось, но хозяина это нисколько не огорчало.
– Теперь во главу угла мы ставим искусство народа и для народа. Народа Свободной Шизады! – как на трибуне крикнул он и бросил вопросительный взгляд на Хлюмпеля, ожидая одобрения. Но тот только весело хихикнул, разглядывая первую картину в экспозиции.