Строматы. 1-7 Том
Шрифт:
Пища обильная, страсти, утехи любовные, -
Вся эта роскошь — увы! — теперь недоступная.
Ныне я прах, некогда бывший Ниневии
Славным царем.
(7) Нет никакой необходимости потакать всем без разбора позывам к чувственным удовольствиям. Некоторые из них, однако, возникают вследствие естественных потребностей, как, например, чувство голода, жажды, холода или желание произвести потомство. (119, 1) Если бы было возможно пить, есть и зачинать детей без привлечения чувственного желания, то в нем не было бы вообще никакой нужды. (2) Ведь взятое само по себе наслаждение не является ни родом занятий, ни склонностью, ни вообще необходимой частью нашего существа. Оно является лишь вспомогательным средством, как соль в пище, которая, как полагают, помогает лучше ее переваривать. (3) Но если позволить ему распоясаться и завладеть жилищем, то на первое место выходит то, что
Погруженные в тину сладострастия,
И чувственность, мужчины недостойную,
Уж не способны и на дело малое, -
ведь именно таких упреков и позора, несомненно, заслуживают любители беспутств и наслаждений.
(120, 1) Потому мне и кажется, что божественный закон неизбежно должен был установить страх, [как меч] нависающий над нашими головами, дабы осмотрительностью и вниманием философ мог приобрести и сохранить беззаботность духа, во всех жизненных перипетиях оставаясь свободным от падений и чистым от греха. (2) Мир и свобода достигаются лишь неусыпной и неустанной борьбой с душевными страстями. (3) И эти мощные наши противники, не хуже тех, что выступают на Олимпийских играх, имеют жало куда страшнее пчелиного. Особенно это касается различных чувственных позывов, которые замышляют против нас козни, колдуют и расставляют ловушки не только днем, но даже ночью во сне.
(4) Как же могут эллины, не греша против справедливости, злословить закон, когда сами же учат, что страх создан для того, чтобы укрощать сладострастие? (5) Ведь именно поэтому Сократ советует быть наготове против искушений, склоняющих нас к еде, когда мы не голодны, к питью, когда вовсе и не жаждем и к заигрыванию и общению с красавцами, поскольку с их поцелуями в нас проникает яд еще более опасный, нежели от укуса скорпионов или тарантулов.
(121, 1) Антисфен предпочитает лучше сойти с ума, чем подчиниться сладострастию.405 А Кратет из Фив говорит:406
Похоть в душе победив, заслужишь законную славу.
Не позволяй победить себя алчности или к утехам
Склонности пагубной. С ней ярости вкусишь плоды.
А заключает он так:
Освободивши себя от мужчины страстей недостойных,
Бессмертного царства свободы благо ты обретешь.
(2) В другом месте он со всей откровенностью заявляет, что лучшее успокоительное средство от необузданных стремлений тела — это голодание; если и это не помогает, тогда петля.
(3) Комические писатели, хотя и высмеивают Зенона Стоика, все же, сами того не подозревая, свидетельствуют в пользу его учения:407
Вот любомудр пришел к нам с новой мудростью.
Учеников голодных приманил к себе
Кусочком хлеба, смоквой и воды глотком.
(122, 1) Даже зубоскаля, они не считают для себя зазорным признать пользу благоразумия. Ведь истинная и не противная разуму мудрость доверяет не только словам и установлениям, но использует и надежное оружие и действенную защиту408, которыми являются божественные заповеди. […] Благодаря коллективным упражнениям и учебе и через содержащееся в ней вдохновенное и небесное начало получает она от Логоса божественную силу. (2) Поэты так описывают эгиду Зевса:409
Страшный очам, поразительным Ужасом весь окруженный:
Там и Раздор, и Могучесть, и, трепет бегущих, Погоня,
Там и Горгоны глава, чудовища страшного образ,
Страшная, грозная, знаменье бога всесильного Зевса.
(123, 1) Тем же, кто способен увидеть истинно спасительное средство, что может быть любезнее кроткого величия закона и его дочери — рассудительности? (2) В самом деле, если о ком-то скажут, что он «поет слишком громогласно», подобно тому как и сам Господь возвышал голос против тех, кто из-за чрезмерного усердия зря надрывал голос, который утратил гармоничность. Насколько я понимаю, дело здесь не в том, что певец чрезмерно напрягает голос. Голос Господа казался слишком напряженным лишь тем, кто отвергал божественное иго.410 Слабые и немощные и умеренный тон найдут слишком высоким, а для живущих неправедно даже простые обязательства нестерпимы. (3)
(124, 1) Прав был трагический поэт411, который сказал об Аиде:
Ты хочешь знать, где кончится мой путь? Отвечу просто:
Бог не знает тот ни снисхождения, ни милосердья,
Ему понятна и мила лишь справедливость.
(2) Но даже если мы еще не в силах исполнить заповеди закона, мы можем по крайней мере рассмотреть множество славных примеров для подражания и найти в них силу для развития в нас самих любви к свободе. Свобода поможет нам, если мы достаточно усердно и в меру наших сил прислушаемся к призыву, устыдимся и постараемся им уподобиться. Ибо и эти древние праведники, жившие согласно с заповедями закона, были «не из мореного дуба» и «не из твердой скалы».412 В своем стремлении стать истинными философами они всецело предались Богу, и «это было им засчитано как вера».
(125, 1) Зенон в свое время великолепно сказал об индусах, что хотел бы он видеть хотя бы одного из них на костре, пожираемого пламенем, чтобы проверить их рассуждения о долготерпении.413 (2) А мы ежедневно видим множество мучеников, сжигаемых, распинаемых, обезглавливаемых на наших глазах! (3) Страх перед законом привел, как наставник, их всех к Христу (Гал. 3:24.) и внушил им и решимость запечатлевать веру ценой крови. (4) «Бог стал в сонме богов, посреди богов произнесет суд.»414 Что это за боги? Это победители, торжествующие свою победу над страстью к наслаждениям, понимающие смысл своих деяний, истинные гностики, превосходящие весь мир. (5) «Я сказал: все вы боги и сыны Всевышнего.» (Пс. 81:6.) О ком говорит здесь Господь? О тех, кто в меру сил сбрасывает с себя оковы телесности. (6) И апостол говорит: «Вы уже не во плоти, но в духе.»415 И снова: «Мы, будучи во плоти, не по плоти воинствуем,»416 ибо «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления.» (1Кор. 15:50.) «Вот, все вы умираете, будучи людьми» (Пс. 81:7.), — говорит, обличая нас, Дух.
(126, 1) Итак, будем воздерживаться от всего того, что возбуждает страсти. Будем, как делали это истинные философы, избегать кушаний, разжигающих чувственность, и постелей, изнеживающих своей мягкостью, равно как и всякой иной роскоши, и страстей, с ней связанных. Что другие достигают величайшими трудами, для нас как бы не существует. Умеренность есть величайший из даров Божиих. «Ибо сам он сказал: «Не оставлю тебя и не покину тебя».»417 Этим он как бы говорит нам: «Старайся быть достойным того избрания, которое соединяет тебя со мной.» (3) Итак, надлежит нам, стремящимся вперед, благоговейно и с готовностью принять на себя «легкое иго»418 Господа. Именно он есть тот единственный, который движет нас к спасению, чтобы каждый, преуспевая «от веры в веру» (Рим. 1:17.), достиг в результате подходящего ему счастья. (4) По словам Гиппократа Кеосского, бывает упражнения как для души, так и для тела, и состояние здоровья есть «умеренность в труде и отсутствие недостатка в пище.»419
XXI. Мнения различных философских школ
о смысле человеческой жизни
(127, 1) Эпикур считал, что счастье состоит в способности достичь безразличия к жажде, голоду и холоду и, нечестиво противореча богам, восклицал: «В этом готов поспорить я и с самим отцом богов — Зевсом.» Таким образом, он склонен отдать первенство скорее свиньям, питающимся всякого рода нечистотами, нежели разумным людям и философам. Среди тех, кто считал наслаждение основой всего […420] прежде всего выделяются киренаики и Эпикур. (2) Они утверждают открыто, что целью является жизнь, проводимая в удовольствиях, и удовольствие является единственным высшим благом. Согласно Эпикуру, наслаждение состоит в избавлении от страдания. Он утверждает, что предметом, достойным выбора может быть только такой, который исходит из самого себя и в себя возвращается, пребывая таким образом в постоянном движении.421 (3) Дейномах и Каллифон утверждали, что цель состоит в том, чтобы всеми возможными способами достигать наслаждения.422