Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971

Стругацкий Аркадий Натанович

4. Касательно визитов к Демичеву, Верченке и Ефремову. Знаешь, я тебе честно скажу: теперь я твердо убедился, что плохой я разговорщик с начальством. Да и ты, боюсь, тоже. То, что ты недоволен моим разговором с Ильиным, это ладно, хотя, возможно, и самое важное. Но у меня сложилось впечатление, что как бы мы ни поступили, к кому бы мы ни обратились, какие бы слова мы там ни произносили, — всегда найдутся у нас друзья, которые скажут, что поступили мы глупо, обратились не к тому, а уж слова, нами произнесенные, — это вообще сплошная херня. Из общих соображений, конечно, вытекает, что надобно лезть как можно выше, но что мы там скажем? И как себя там вести? У меня вообще какой-то невроз: когда я разговариваю с людьми, от которых завишу, мне становится все до того скучно и нудно, что я скорее стремлюсь закруглиться и только большим напряжением воли заставляю себя возражать и описывать свои бедствия. Все время думаю:

ему-то ведь начхать, сдохнем мы или выкрутимся, ему лишь бы галочку поставить: беседа, мол, проведена, а там пусть сами как знают. Вот такое у меня впечатление. Возможно, ты сможешь это лучше. Если хочешь, попробуем. Отпиши, найду тебе квартиру (у нас повернуться негде, еще и папаша моего зятька тут же ночует), попробуй действовать.

5. А насчет Ефремова — ну вот не лежит у меня душа к нему идти, хоть тресни. Это же просто дивно, как тошнит от одной мысли. Приезжай, сам и поговоришь.

Такие дела.

Всем привет, поцелуй маму. Жму, целую, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 21 апреля 1971, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Писем от тебя все нет и нет, я даже не знаю, получил ли ты мой план посещения Демичева, но поскольку получились кое-какие новости — пишу.

1. Ренц Корпорейшн [227] из Оренбурга прислал письмо. Благодарит за согласие писать сценарий, сообщает, что начал хлопоты по договору, обещает держать в курсе.

227

Ироническое именование режиссера Ренца по созвучию фамилии с аббревиатурой американской политической организации «РЭНД корпорейшн».

2. Звонил Брандис, со слов завредакцией Лендетгиза Плюсниной сообщил следующее. Она отнесла М директору, директор прочел и сказал, что вещь хорошая, но мало социально заострена. Плюснина заметила ему, что вещь идет в сборник для детей и в сборнике будут самые разнообразные по заостренности произведения. Директор не возражал. Она лично считает теперь, что дело в шляпе. Сборник должен выйти в 72 году, договор будем подписывать в конце мая — начале июня (когда сборник закончится составлением), по подписании — 60 процентов. Я не знаю, как дела в МолГв, но если есть шансы, то надо протянуть до подписания договора с Лендетгизом, а потом отказаться. Отказываться до заключения договора опасно. В Лендетгизе, сам понимаешь, всякое может произойти. Впрочем, я думаю, в МолГв все тихо и шансов нет.

3. Экзы ТББ от тебя получил — спасибо. На мой взгляд, очень приятное издание. Поздравления с днем рождения не получил — вероятно, шалит почта.

4. Напиши письмо. Интересуюсь знать:

а). Что в МолГв? Говорят, что, зачитывая планы МолГв на ближайшие годы, Бела назвала и наш сборник (персональный).

б). Как насчет сертификатиков?

5. Не кажется ли тебе, что пора пытаться пробить какое-нибудь переиздание в Детгизе — эдак на 73 год? Трилогию, например? Или сборник рассказов и повестей о Горбовском? Поговорил бы с Ниной.

Ну, пока всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Бориса брату, 23 апреля 1971, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Пишу сразу после твоего звонка.

Ну что ж, нет так нет. В конце концов, может быть, и так отсидимся. Хотелось бы, конечно, форсировать события и попытаться их как-то повернуть в свою пользу, но, с другой стороны, как известно, всякое действие есть зло. Ладно. Отложим это пока. Я надеюсь, что нам что-нибудь отломится в Комитете по охране авторских прав, тогда я приеду получить и заодно мы побеседуем подробно и спокойно. Меня, собственно, сейчас смущают две вещи. Во-первых, твое упорное нежелание идти к Ефремову. Тут, брат, знаешь ли, от меня толку будет мало. Ефремов звал не меня, а именно тебя, что и понятно. Я, правда, еще надеюсь тебя уломать по приезде; может быть, мы пойдем к нему вдвоем, но учти, брат, что тошнить всегда лучше в одиночку, чем при свидетелях. Вдвоем нам тоже будет тошно (т. е. это тебе будет тошно, мне-то что, я Ефремова давно простил), а Ефремов, по-моему, предпочел бы беседу с тобою тет-а-тет. Второе, что меня смущает, это то, что телегу мы подали на слишком низкий уровень. Может, согласишься на компромисс? Пошли Верченке по почте нашу телегу с сопроводительным письмом такого, примерно, содержания: Уважаемый…! Посылаем вам копию… Хочется надеяться, что секретариат МО разберется и пойдет нам навстречу, но мы сочли возможным поставить и лично вас в известность о наших бедах. Всякая ваша помощь и всякий ваш совет был бы нам очень ценен сейчас. Ну и, может быть, вставить насчет того, что он был директором МолГв и знает нас как старых авторов этого издательства

и что именно он способен понять, как нам больно чувствовать себя отринутыми от МолГв — нашей альма матер. Я бы не настаивал на обращении к Верченке, если бы ты не рассказывал о том, что он, по слухам, хорошо к нам относится. Может быть, он не сделает ничего — пусть. А может быть, он позвонит Ганичеву, может быть, выяснит, с какого уровня идет на нас гонение, и сочтет возможным либо сам что-либо предпринять, либо хоть сказать нам, как действовать дальше. Вот обдумай такой вариант. Ходить тут никуда не надо, беседовать пока тоже не надо, а если он захочет встретиться сам, могу и я подъехать, если тебе уж так невмоготу. Информация нужна, понимаешь ли ты! Информация! И от Ефремова — информация, и от Верченки — информация! Очень же тяжело вот так существовать, не имея никакой возможности что-либо планировать. Ведь если гонения идут с низкого уровня — это одно (тогда ОБЯЗАТЕЛЬНО надо пробиваться к Демичеву). Если же с высокого — другое дело; тогда надо складывать крылышки и заползать в щель. Меня зло берет при мысли, что все ужасы проистекают от вшивого чиновника в отделе пропаганды, который действует на свой страх и риск в надежде отличиться или просто от перестраховки. Ведь ОО все-таки вышел! Почему? Каким образом? Ведь при настоящем давлении сверху не должен он был выйти! И почему нам до сих пор не отказала «Аврора» (чего я, впрочем, жду со дня на день; это представляется мне вполне вероятным)?

Ну ладно. Перезимуем. Что ты сейчас поделываешь? Лично я блаженно бездельничаю, и если бы не вся эта нервотрепка, то чувствовал бы себя как в раю. Давеча дал почитать ГЛ Брандису, потом передам Дмитревскому, когда он приедет из Москвы. Отвечаю на разные письма. Жду, черт возьми, ОО в нашу лавку — до сих пор не пришли экзы!

Ты, конечно, все забыл, напоминаю: ты обещал пошарить по Москве машинку для мамы. Мне кажется, это был бы идеальный подарок. Только машинку надо небольшую, не тяжелее нашей. Напоминаю: поищи. Времени уже мало осталось.

Ну вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Аркадия брату, 26 апреля 1971, М. — Л.

Дорогой Борик!

Получил, наконец, извещение из Управления охраны авторских прав. Позвонил. Сказали, что получен гонорар из ФРГ за ТББ на сумму 92 рубля, и спросили, как мы хотим это получать. Я ответил, что сертификатами. Спросили: будет ли Б. Н. получать сам или пришлет доверенность. Я, памятуя, что ты собирался приехать, ответил, что будет получать сам. Впрочем, сказали мне, если захочет получить по доверенности, то пусть таковую пришлет А. Н., каковой для него и получит. Повесив трубку, я тотчас позвонил в Межкнигу и спросил Фомина, почему гонорар столь мал. Ответ: издательство выслало 500 марок, из коих 25 % пошло в госбюджет, а оставшееся как раз соответствует предлагаемой сумме по курсу. По смыслу договора это нам задаток, а дальше нам будут высылать нашу долю по мере реализации книг дважды в год. Вот такие пироги. Насчет доверенности сам смотри, как тебе удобнее. Оформлено же все будет к концу этой недели.

Что касается письма Верченке, то мне здесь вчера посоветовали не торопиться, а подождать, пока будет ответ из секретариата МО. Я думаю (вернее, интуитивно ошшушшаю), что это правильно. А насчет информации от Ефремова — боюсь, он даст такую информацию, какую сам захочет. Не пойду я к нему. И вообще, среди знатоков и ценителей распространено мнение, что нам вообще ничего не следует предпринимать, а лечь на дно и ждать. Ясно одно: мы не виноваты, а раз уж случилась такая бодяга, оправдываться не имеет смысла, а то не было бы хуже.

Что я делаю? Гл. обр. судорожно ищу деньги. Заработки. Пока достал небольшую книжку на рецензию. Вероятно, опять приступлю к рефератам. Во всяком случае, не чувствую себя, как в раю. Да, еще вот что. По размышлении не стал носить к Ильину ГЛ. Если напомнит (при передаче ответа от секретариата), тогда дам.

Про машинку действительно забыл. Я здесь обо всем забыл. Завтра поеду поищу.

Пока всё. Жму, целую. Твой Арк.

Привет маме и Адке.

Письмо Бориса брату, 30 апреля 1971, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Я вижу, ты в полнейшей депрессии. Что ж, с одной стороны, это естественно, но, с другой… Все-таки, при наличии полностью затянутого тучами горизонта какие-то шансы пока (повторяю, ПОКА) остаются.

1. В «Авроре» номер 4 я своими глазами видел рекламу М. Как ни говори — отрадно.

2. Звонил мне Брандис. Дело с М в Лендетгизе, вроде бы, налаживается. Во всяком случае, замглавного Плюснина уверена, что дело в шляпе, затребовала у меня два экза (один — первый) и грозится в начале мая подписать договор. Я отдал М на распечатку, числа 10-го понесу в Детгиз, а тут, может быть, и договорчик отломится!