Стыдные подвиги
Шрифт:
У противоположного — восточного — входа стоял дощатый туалет, огороженный забором, с просверленными тут и там дырками для подсматривания. К дыркам вела секретная тропа, известная всем городским кавалерам. Прежде чем отпустить даму в туалет, считалось хорошим тоном зайти сбоку и швырнуть обломком кирпича в мальчишек, засевших с той стороны забора; однажды такой обломок попал мне точно в ухо.
…Сейчас шел по парку, вспоминал свист того обломка, прилетевшего из полумрака, и хриплый возглас джентльмена: «Поймаю — башку оторву!». И собственную мысль: «Ага, конечно! Хрен ты меня поймаешь. Я
Теперь мне двадцать, я две недели как вернулся из армии; сам оторву башку кому угодно. Уже не маленький, но по-прежнему быстрый. Даже, наверное, еще быстрее.
Правее и дальше, в ста метрах от исторического сортира, за восемь лет не претерпевшего никаких изменений (они вечны, эти сортиры), был павильон с кривыми зеркалами. Сейчас, в новые времена, зеркала сняли, поставили три десятка разнокалиберных стульев и устроили видеосалон.
Сегодня я обошел все видеосалоны в районе. Изучил программу. В одном крутили «Эммануэль», в другом «Калигулу», а здесь, в парке, — «Девять с половиной недель». «Калигулу» я смотрел трижды, всякий раз убеждаясь, что наиболее сильной составной частью фильма является музыка Хачатуряна. «Эммануэль» тоже не очень возбуждала: слишком сладко, медленно, героиня вялая, ее партнеры грубы и тупы. Кроме того, я, рожденный в СССР, не понимал скучающих богатых баб, да и не слишком верил в их существование. Сексом скуку не лечат.
Зачем скучать, если денег навалом? У меня вот, например, их нет, денег, на видеосалон едва наскреб, — и то не скучаю.
Конечно, если бы эта Эммануэль вылезла, ногами вперед, из телевизора и предложила мне себя — я бы не отказался. Но Эммануэли не приходят к двадцатилетним дембелям из фабричных городов, это факт.
В зале полумрак, зрители — несколько мрачных одиноких мужиков и несколько мужиков с подругами; подруги подхихикивали. За моей спиной громко грызли семечки. Я сел на стул, вдруг понимая, как велико мое отчуждение от остальных.
Спустя полтора часа вышел, оглушенный. Хозяин салона не обманул, эротики оказалось достаточно, но я главным образом наблюдал за героем в исполнении Микки Рурка, и на второй половине фильма уже смотрел только на него.
Возвращался по темным аллеям, бесшумный и романтический, улыбался и глубоко дышал носом.
Оказывается, все так просто. До смешного просто. Черт возьми, у этого парня даже не было машины. И джинсов вареных. И кроссовок белых. И мускулов. И кулаков каменных. Ходил в черном пальто и помалкивал, а если говорил — то очень тихо.
Мать с отцом уже спали, — я перетащил телефон на кухню, закрыл дверь и набрал номер. На том конце сказали «алло».
Вчера поздним вечером я тоже ей звонил. Привет, говорил, как дела? Как сама? Как настроение? Слушай, мне сегодня рассказали новый анекдот… Далее последовал анекдот, или два анекдота.
Но сегодня все было иначе.
— Здравствуй, — прошелестел я, вооруженный новым методом. — Ты уже застелила постель?
— Чего? Постель? Ага. Как раз стелю. Завтра рано вставать. А ты чего такой загадочный?
— Я — загадочный? Лестно слышать. Расскажи, какого цвета сегодня твои простыни.
— Пошел ты к черту!
— Хорошо, я пойду. Но чуть позже. Ты не ответила на вопрос…
Тут важно соблюдать меру. Не следует быть слишком вкрадчивым. Голос должен звучать спокойно, по-доброму. Умеренно-интимная интонация, а вопросы — неожиданные.
Микки Рурк — он ведь как делал. Он смотрел на женщину — и говорил только о ней самой. Он ни слова о себе не сообщил. Сказал одну фразу, да и ту я забыл, пока ждал финала. Он не пихал ей себя, не гнал веселуху. Он беседовал с ней о ее мире.
Гениально, думал я. Примитивно до изумления. Безотказно.
Она — на том конце провода — хихикала и смущалась, разговор о простынях явно ей нравился.
— Стой, — произнес я, перебив ее монолог. — У тебя на работе есть кресло?
— Что?
— Кресло, — повторил я. — Или стул. Ты приходишь в свой кабинет и садишься в кресло, правильно? Или это табурет?
— Не табурет. Что я, дура, на табурете сидеть? Нормальное кресло, со спинкой…
— Расскажи о нем.
— Зачем?
— Мне интересно.
— Что-то я тебя сегодня не понимаю.
— Это не страшно. Сегодня не понимаешь, завтра поймешь. Доверься мне. Я сделаю все, чтобы ты меня понимала. А сам постараюсь понять тебя. Но мы отвлеклись. Расскажи мне про свое кресло. Оно деревянное?
Так продолжалось почти полчаса.
Разговаривай с ней о ее мире. Пусть сообщает о креслах и табуретах. О деревьях, растущих за ее окном. О сумочке и о застежке на ней.
Не говори с ней о ее маме — она будет вздыхать и жаловаться. Не говори с ней о ее подругах — она будет рассказывать сплетни. Изучай ее и только ее миниатюрную частную вселенную.
Долго не мог заснуть от возбуждения и даже некоторого азарта — не сказать чтоб охотничьего, но настоящего мужского, а наутро поехал в Москву и сразу — даже не в вагоне, но в тамбуре, на перегоне Храпуново — Электроугли, придавленный толпой к приятной сероглазой девочке, сразу включил Микки Рурка.
— Извините, а можно узнать имя вашей кошки?
Приятная — в сарафане и серебряных цепочках — изумилась и ответила, что кошки нет, есть кот, именем Том.
— В честь Тома Уэйтса?
— В честь Тома. Ну, который — «Том и Джерри»…
— Слушайте, — я наклонился к самому ее уху, — не говорите никому, что назвали кота в честь персонажа мультфильма.
— Почему?
— Вас будут считать ребенком. А вы не ребенок, так ведь?
Она усмехнулась.
— Нет. Я не ребенок.
— У вас исцарапаны запястья. Сразу видно, что любите котов и кошек.
— Я не люблю! Это мамы кот…
На перегоне Сорок третий километр — Черное мы познакомились, но развивать ситуацию я не стал. Во-первых, надо знать меру, — с меня пока хватит одной подруги. Во-вторых, Приятная спросила, чем я занимаюсь, — пришлось назваться студентом. Несолидно, скучно, инфантильно. А Микки Рурк на тот же вопрос ответил иначе, как-то красиво и витиевато сформулировал, — жаль, вылетело из головы, придется идти еще раз… В-третьих, кошка в доме не нужна, кошки воняют, а у меня аллергия, и, кстати, моя нынешняя женщина уже имеет дома кошку; если менять, то менять женщину с кошкой на женщину без кошки, тем более что теперь, когда новейшая Микки-Рурк-технология освоена, я могу выбирать любую.