Стыдные подвиги
Шрифт:
Жаль ее, подумал я. Кончилось ее время. Через четыре года здесь будет город-сад. Менеджеры среднего звена понастроят красно-кирпичных особняков и начнут, охмелевшие от свежего воздуха, непрерывно жарить шашлыки и носиться на квадроциклах, распугивая деревенских кур.
У поворота на шоссе вислоусого уже поджидали новые покупатели: он, она, новенький джип, маленькая томная собачка в шикарном ошейнике.
Для оформления бумаг и уплаты денег следовало ехать в Москву, в главный офис. Оформление оформлением, но с уплатой решено было не спешить, и на следующий день я, как самый дошлый, отправился на разведку.
Почти центр, до Кремля — десять минут быстрым шагом,
Я представился.
— Да, да, — деловым тоном сказала одна из мамзелей. — Знаю про вас. Очень приятно. Вы резервировали места номер восемьдесят пять и восемьдесят шесть.
— Девушка, — сказал я. — Разве так можно? Места — на кладбище, а я резервировал участки.
Мамзель скупо улыбнулась. Офисная блузка ей не шла, и юбка показалась мне так себе, дешевая; если попа маленькая, черную юбку лучше не носить. Но вот ноги, икры и лодыжки, приподнятые высокими каблуками, — тут все было идеально, как будто струны на колки натянуты. Я засмотрелся. Сходство женской ноги со скрипичным грифом общеизвестно.
Мамзель продефилировала в направлении шкафа, достала папку, из нее — лист бумаги.
— Вот договор. Читайте. Если замечаний нет, подписывайте. Альберт примет у вас деньги.
«Его еще и Альбертом зовут», — подумал я и сказал:
— Подписать — это завсегда. Но давайте не будем пока беспокоить Альберта. Вот тут у вас написано: «…в лице генерального директора Крестовской Эн Бэ». Госпожа Крестовская Эн Бэ — это вы?
— Нет. Госпожи Крестовской сегодня не будет.
— Жаль. А вот это самое поле… рядом с деревней Дальней, Ногинского района. Оно принадлежит вашей фирме?
— Практически да. Межевое дело в стадии оформления.
— Покажьте документ, — попросил я. — Где написано, что земля принадлежит вашей фирме. Интересуюсь посмотреть.
И опять улыбнулся.
«Интересуюсь посмотреть» — так у нас в камере урки говорили, когда играли в карты.
Мамзель пожала плечами. Вытащила из шкафа еще одну мощную папку. И вторую, и третью. Взглянула с вежливой мудрой печалью — иными словами, как на полного идиота, — и осведомилась:
— Вы специалист?
— Бог с вами, какой я специалист. Лох деревенский, всю жизнь — в навозе, слаще морковки ничего не пробовал…
Хотел еще пальцем под носом провести и носом шмыгнуть, как бы сопли утереть, но подумал, что это будет перебор.
— Тогда вы мало что поймете.
— Ничего, ничего, — сказал я. — Слава Богу, читать обучены.
Мощные офисные папки-файлы, совсем новые, у меня в конторе таких тоже — два полных стеллажа, на корешке у каждой — круглая дырка, укрепленная металлом, чтобы сподручнее было палец туда сунуть и выдернуть картонное чудище из плотного ряда других, таких же. Весу было в каждой — килограмма три.
— Мне бы чаю, — попросил я.
— Разумеется, — проскрежетала мамзель.
— Девушка, вы не думайте ничего такого. Я верю, у вас солидная фирма, это сразу видать. Вона какие тут креслы мягкие…
— Я не думаю ничего такого.
— …мне просто ваша походка нравится.
— Вот как.
— Вы, между прочим, не замужем?
— Между прочим, замужем.
— Жалко.
— Сколько сахара?
— Шесть кусочков.
Бумаги оказались бледными ксерокопиями, и не один роман можно было, наверное, сочинить, изучив все три папки от начала до конца, ибо каждый документ свидетельствовал о позоре и сугубой дремучести моего народа. Десять килограммов документов; сплошь договоры купли-продажи. Я тут же вспомнил старуху, ржавым серпом добывающую клевер для своих кроликов. Поле никто не обрабатывал, зато его бесконечно, на протяжении многих лет, продавали. Бурно. По частям, друг другу, третьим и четвертым лицам, круг землевладельцев бесконечно расширялся, возникали и исчезали фермеры, нотариусы, главы администраций, фамилии сплошь русские: Федосеевы, Оськины, Давыдовы, Потаповы и Гладковы; о поле, поле, кто тебя засеял заключенными договорами? Я решил попросить еще одну чашку чаю, но в офис явились очередные покупатели, и моя наяда устремилась их окучивать.
Я сидел около получаса, пролистывал назад и вперед, но не обнаружил ни одного упоминания о том, что розовое поле выведено из сельскохозяйственного оборота. То есть продавать и покупать клеверный эдем можно было сколько угодно, но строить дома, бани, катухи или даже собачьи будки — никак невозможно.
Самый свежий документ, найденный мною, был составлен двенадцать лет назад.
— Девушка, — позвал я. — Что же вы меня бросили?
Мамзель вернулась, на лице — досада.
— Посмотрели?
— Да. Все понятно. Но я бы взял копии. Вот этой бумажки, и вот этой. И еще — этой. Можно?
— Нельзя, — ответила мамзель, очень тихо и очень твердо. — Копии не даем.
— Жаль.
— Такие правила. Начальство запретило.
— Госпожа Крестовская?
— Что?
— Ну, она же — ваше начальство, правильно? Крестовская Эн Бэ? Она запретила?
— Да, она. Итак, что вы решили?
Я вздохнул и объявил трагическим голосом:
— Думать буду.
— Имейте в виду, — сухо сказала мамзель, — место бронируется на трое суток. Сами видите — желающих много. Если до вторника не примете решение и не внесете сто процентов суммы — бронь будет снята. Ваши места…
— Участки.
— Да, участки… будут проданы другим людям.
— Ясно, — твердо сказал я.
— Вам, как специалисту в области земельного права, — мамзель язвительно улыбнулась, — я могу дать еще один день сверх обычного срока.
— Спасибо. Приятно, когда такая красивая женщина дарит тебе целый день. А можно провести его в вашем обществе?
— Нельзя. Еще вопросы?
Я встал и сгрузил все три тома на ее стол. Она попрощалась и двинула к другим соискателям подмосковной недвижимости. Чулок на ее правой ноге, чуть выше пятки, был аккуратно заштопан, то есть девушка была небогата, а значит, — мне вполне по карману, и я ощутил удовлетворение. Что поделать, такие уж мы, мужики, сволочи, небогатые девушки в штопаных чулках всегда кажутся нам более доступными, чем те, кто проезжают мимо в серебристых «мерседесах». Небогатую всегда считаешь своей собственностью, захочу — уговорю, а с богатой никогда ничего не ясно до самого конца. Вдруг захочет трюфелей каких-нибудь, или, предположим, кокаину в обмен на благосклонность?