Субсистенциализм

Ручко Сергей

Субстанции, полагает Вульф, отличаются друг от друга не в степени, а в качествах. Так дуб, по его мнению, никогда не превратится в другой дуб, а капля воды не превратится в другую каплю воды. Другой дуб возможен из умирающего этого дуба, а другая капля из разлагаемой этой частицы воды. Не бывает одного и того же дуба, поэтому дуб не превращается в другой дуб, он всегда в каждый момент времени новый дуб, который постоянно обращается в нового «другого-себя-дуба». У него вырастают новые листья, не бывалые никогда почки, новейшие желуди, развивается современная корневая система, другой дятел в нем выбивает другое дупло и поселяется в нем, в бесконечно новом дубе. Здесь стимулами роста оказываются микроизменения, которые существуют за пределами нашей чувственности (Декарт). Миллионные доли микрометра, на которые вырос лист за миллисекунду, человеческий глаз не увидит, даже прибора такого нет,

который бы ухватил эти мельчайшие изменения. Вещь, иными словами, всегда, в каждый момент своего субсистирования, есть вещь новая, другая. Точно такая же, как и для девяностолетней матери шестидесятилетний сын без зубов, слепой на один глаз, передвигающийся на костылях, все тот же живой, энергичный маленький детеныш, лишенный недугов. Такое случается потому, что essentia non suscipit plus vel minus (существование не принимает модус более или менее). Далее Вульф отмечает: «Такова суть формулировки, повторяемой схоластами, "что первичная материя содержит потенцию или перспективу, серию форм, в которые она должна облачаться и разоблачаться в процессе этого становления". Спрашивать, как это делают некоторые, где находятся эти формы до их появления и после их исчезновения, – означает показать полное непонимание схоластической системы» [там же, 172].

Итак, по Вульфу, двух видов изменений достаточно, чтоб объяснить материальный мир: 1) становление составной субстанции; 2) переход из одной субстанции в другую (другие). Дополнительно оговаривается необходимость внешнего воздействия для «нового субстанционного становления целого», ибо говорится: Quidquid movetur ab alio movetur (Что бы ни двигалось, движимо другим) [там же, 173, 177]. В политической системе, по его мнению, схоластика обосновывала принцип, что государство существует только во благо своих граждан, а не наоборот – граждане существуют для блага государства и что индивидуум помогает группе, частью которой является, и в которой обретает свое адекватное благоденствие.

Харман называет глобальные объекты эмерджентными сущностями, которые обладают устойчивостью при любых изменениях в их свойствах. Эта устойчивость, как понятно из «Введения», невозможна без наличия индивидуальности у глобальных объектов. Суть дела состоит не в том, «что все объекты в равной мере реальны, а в том, что они все в равной мере объекты», которые составляют «промежуточный слой автономных объектов, которые действительно индивидуальны, а также независимы от всякого восприятия» [Харман 2015, 15, 25]. То есть объекты индивидуальны и несубъективны. Они должны обладать определенными свойствами, качествами, для того чтобы быть объектами. Кассирер, к слову сказать, показывает, каким образом независимость субстанции от качеств и отношений мыслилась характерной чертою субстанции. Но чем отличается «характерная черта» субстанции от ее свойства, качества или признака? Как нам уложить вместе наличие свойств у объектов и их автономию, исключающую и наличие свойств, и необходимое существование отношений с другими, для конституирования этих самых свойств?

На самом деле объекты не рассматриваются теми, кто мыслит их независимую данность. Для них данность скорее выступает определенным отношением, возникающим между объектами или между субъектом и объектом. Известная идея темы «события» упирается именно в такое игнорирование объектов. Событие длится некоторое время в некотором пространстве. Следовательно, событие есть по сути событийное отношение, возникающее между объектами, которые воздействуют друг на друга.

Харман, к примеру, не избавляет свою объектно-ориентированную онтологию этим традиционным философским предрассудком, потому что сам стоит на научно-философских позициях. Когда он заявляет, что объект не нуждается в другом для того, чтобы быть индивидуальным сущим, что объекты автономны и независимы от человеческого, он, с другой стороны, сталкивает их друг с другом. Результатом такого столкновения является аддитивность (additivus). Объект может даже возникнуть традиционной сложносоставной вещью, к которой свободно применяются количественные отношения для различий и сходств. Даже когда он говорит: «…для ООО объекты обладают собственной глубиной вне всяких отношений» [Харман 2021, 156], то он имеет в виду бесполезность всяких отношений в определении глубинных свойств объектов, а не то, что всякие отношения решительно отсутствуют.

ООО Хармана невозможно приписать производство абсолютно автономных объектов. С одной стороны, он к этому не стремится, поскольку все же думает о том, как объекты взаимодействуют с людьми. С другой стороны, это не самая основная проблема объектно-ориентированной философии. Она (основная проблема) заключена в самом названии онтологии –

«ориентированная». Следовательно, он эксгумирует интенциальную философию и переносит ее на отношения между объектами. Как его пример хлопка, взаимодействующего с огнем. Но субсистенциализм утверждает, что хлопок и огонь субсистируют благодаря самим себе. То есть хлопок горит благодаря самому себе, потому что он горюч за пределами взаимодействия с огнем; огонь благодаря самому себе субсистирует со всеми горючими объектами, без которых он не существует и которыми он не является. В этом смысле, когда Харман постулирует разрыв между объектом и его свойствами, то именно это мы здесь и обнаруживаем, делая при этом другой вывод, а именно что объект в разрыве со своими свойствами есть, по сути, абсолютно автономный объект, не обладающий свойствами (не имеющий качественных признаков). Именно такой ААО я и называю субсистирующим.

Теория ассамбляжей Деланды [Деланда 2018] описывает автономные целостности, состоящие из гетерогенных частей любой природы, также в свою очередь являющихся ассамбляжами. Проблема целого и его частей решается им при помощи неаддитивности, которая здесь призвана для учреждения родовой сущности для любого ассамбляжа. Способны или нет ассамбляжи быть событиями, Деланда не уточняет. И суть дела заключается в том, что из множества множеств или множества ассамбляжей решительно невозможно извлечь смысл процесса индивидуации, потому что любое постулирование множества тут же постулирует другое множество и так до бесконечности.

У Деланды быть ассамбляжем – значит быть составленным из других ассамбляжей и имплицированным в другой ассамбляж, который состоит из других ассамбляжей. Это может быть увлекательно сложно, но и только. Ведь так понятая теория ассамбляжей тоже ведет к постулированию отношений между ассамбляжами. Деланда не замечает, что через эти отношения теория лишается возможности понять абсолютную автономию любого ассамбляжа, а без этой абсолютной автономии и саму индивидуальную сущность, его persona ficta. В эту же ловушку попали и те, кто, с одной стороны, определяет множества автономными, с другой – имплицирует их индивидуальный смысл в интермундиальное пространство, которое возникает между множествами. У Деланды ассамбляжи не обладают смыслом.

Брассье пишет: «Мануэль Деланда в своей книге "Интенсивная наука и виртуальная философия" предложил гениальную реконструкцию делезианской имманентности. У Делеза, говорит Деланда, мы имеем дело с материалистическим «планом имманенции», доиндивидуальным континуумом потоков энергии материи на разных этапах своей индивидуации. Сам план имманенции не имманентен сознанию, но при этом не строится из объектов; она имманентна только «самой себе». Деланда утверждает, что главная обязанность онтологии Делеза – индивидуализировать [to individual], то есть делать индивидов реальными [actual] в пространстве и времени. В этом континууме имманентности есть только конкретные индивиды, но существуют они в разных пространственно-временных масштабах, на различных стадиях индивидуации. Задача делезианской онтологии – выявить доиндивидуальный континуум процессов индивидуации. Это значит, что Делез не начинает с восприятия индивидов в качестве ready-made сущностей (то есть объектов). Напротив, задача делезианской метафизики состоит в том, чтобы выявить процессы индивидуации, посредством которых и конституируются индивиды. Именно поэтому индивидуация характеризуется виртуальностью и интенсивностью, тогда как индивиды – актуальностью и экстенсивностью; и это различие является основополагающим для деландовской реконструкции» [Брассье 2014а].

Я привел этот отрывок целиком, для того чтобы показать, как в современной философии не учитывается проблема отношений (или событий), которые могут осуществляться в пространственно-временной конфигурации. К ней же Деланда и Делез, как оказывается, относят и индивидуацию. Она есть то, что актуализирует индивида из доиндивидуального.

Субсистенциализм радикально избегает и отношений, без которых невозможны пространство и время, и пространства и времени, без которых невозможны отношения. Также он признаёт возможной индивидуацию за пределами пространства и времени.

Нам говорят: неважно, что вы постулируете. Если это нечто существует в id quod est, то оно не может быть абсолютно автономной структурой, без которой невозможна индивидуация. Даже виртуальный план объектов есть всего лишь особенная часть id quod est. Как говорит Брассье, «философская задача всегда заключается в том, чтобы выявить или извлечь виртуальную проблемную структуру, которая обусловливает структуру актуальности». Поэтому нам необходимо начинать с поиска абсолютно автономных объектов, которые в моем случае могут только лишь субсистировать [благодаря самим себе].