Суд Эрлика
Шрифт:
Конан обернулся к толпе.
— Я невиновен! — воскликнул он, потрясая над головой скованными цепью руками.
Площадь вновь ответила слитным взволнованным вздохом.
— Я невиновен! — прокричал он громче. Его заставили опустить руки, чтобы один из
стражников ключом разомкнул цепи. Со звоном они упали пленнику под ноги. Теперь оставалось самое простое, — и страшное одновременно.
Жрецы Эрлика утверждали, что огонь их божества не сможет опалить невиновного, когда тот сунет руку прямо в горнило…
Конан точно знал,
Чтобы хоть на мгновение оттянуть время, прежде чем сунуть руку идолу в пасть, северянин окинул взглядом толпу. Десятки и сотни лиц, одинаковых, точно маски… Алчные до чужой крови, жадные, беспощадные… Ни в одном из них, — даже у женщин и детей, — он не видел сочувствия. Зрелище! Вот все, что было нужно этим людям…
Но внезапно взор северянина остановился на одном лице, показавшемся ему смутно знакомым. Кром! Да ведь это же тот человек с постоялого двора! Убийца двойника…
Первой реакцией северянина было закричать, указать на незнакомца… Но он тут же осознал, что в этом не будет никакого прока. Тот успеет укрыться в толпе, — да и кто станет слушать пленника?! Испепеляющим взглядом, полным гнева и ненависти, уставился он на незнакомца.
А тот неожиданно улыбнулся в ответ. Улыбнулся не издевательски, не презрительной усмешкой победителя… Скорее, вид у него был заговорщицки-сочувственный, — и, вопреки всякой логике, в душе у Конана затеплилась надежда.
Более того, ему даже показалось, — хотя на таком расстоянии он не рискнул бы утверждать наверняка, — что незнакомец подмигнул ему… А затем вскинул руку и сделал жест, в смысле которого сомневаться не приходилось.
Он показывал Конану, чтобы тот сунул руку в огонь.
Сам не зная, откуда родилась в его сердце уверенность в том, что все обойдется благополучно, Конан решительно развернулся к идолу, из пасти которого вырывались языки пламени. Помедлив мгновение, он резким движением выбросил руку вперед.
Площадь вскрикнула.
Затем затихла.
Сперва он почувствовал жар, сильный, почти нестерпимый… Но все же северянин был уверен, что огонь не причинит его плоти никакого вреда. Он продолжал держать руку в пламенеющем горниле.
Гул начал нарастать за спиной. Жрецы с испугом на лицах подвинулись ближе, взирая на чудо, которого никак не ожидали увидеть. Человек, который сейчас должен был бы корчиться от невыносимой боли, стоял совершенно невозмутимый, непоколебимый, как скала, — и держал руку в огне.
Помедлив еще немного, пока сам эмир из недр храма не закричал: «Довольно!» — Конан с торжествующим видом вскинул руку над головой, чтобы все могли убедиться, что плоть осталась невредима.
Вопреки ожиданию, толпа хранила безмолвие. Казалось, люди на миг даже позабыли, как дышать. В гнетущей, абсолютной тишине, повисшей над храмом
— Огненный бог явил свою волю! Этот человек — невиновен.
И тогда площадь взорвалась восторженными воплями. Чьи-то руки тянулись к Конану, чьи-то рты выкрикивали поздравления и благословения, стражники ритмично стучали рукоятями сабель по обитым медью щитам…
— Конан!.. — послышался голос из дверей храма.
Киммериец обернулся к эмиру Дауду.
— Нет. — Он медленно покачал головой, отступая на шаг. — Моя служба окончена. Я служил тебе верой и правдой, но на это ты ответил неверием и неблагодарностью. Берегись же, эмир, так ты растеряешь всех преданных людей и останешься с обманщиками и льстецами…
Не говоря больше ни слова и не слушая оправдательных речей правителя, Конан медленно двинулся прочь. Толпа расступалась перед ним, и лишь руки тянулись к мощной фигуре северянина, чтобы хоть мельком, слегка коснуться счастливчика, осененного дланью божества…
Конан шагал, не обращая на них ни малейшего внимания. Шел туда, где заметил в толпе лицо таинственного незнакомца. Убийцы. И своего спасителя.
— Ты заслужил того, чтобы узнать правду, мой друг. Ты позволишь так называть тебя?
— От человека, который едва не убил меня, да еще не один раз, а дважды, я предпочел бы услышать иное обращение, — усмехнулся Конан, наливая в кружку вина из толстобокого кувшина. — Но впрочем, можешь называть меня как хочешь. Только прости — уж тебя-то я точно «другом» именовать не стану. Его собеседник кивнул.
— Что ж, я это заслужил. Хотя, клянусь — не намеренно.
Они сидели в полутемном зале таверны, куда незнакомец, сам отыскавший Конана в толпе, привел его промочить горло перед отъездом. Ни тот, ни другой не собирались задерживаться в Эссаире надолго, хотя, разумеется, за городскими воротами пути их должны были разойтись.
Ничем не приметное лицо человека средних лет с выдубленной жаркими ветрами кожей и пристальным взглядом темных глаз… Конан не сомневался, что надолго запомнит его.
— Но сперва, мой не-друг, я хотел бы узнать, кто ты такой.
— Мое имя тебе ничего не скажет, — человек пожал плечами. На нем была невзрачная одежда, какую носят торговцы средней руки… но во всех повадках убийцы Конан безошибочно угадывал воинскую выправку. — Довольно будет и того, что я — преданный слуга мундарского эмира.
— Эмир берет в гвардию колдунов? — полюбопытствовал Конан. — Похоже, отец прелестной Таммузы — весьма своеобразный правитель.
— Воистину так, — с серьезным видом согласился безымянный незнакомец. — Желаешь убедиться в этом своими глазами? Он будет рад принять на службу столь умелого и отважного воина.