Суд королевской скамьи
Шрифт:
Пока Джейкоб Александер приветствовал ее поцелуем в щеку, Морган, шофер, помогал носильщику уложить багаж.
— Джейкоб, тебе не стоило являться в такую рань.
— Как прошел полет?
— Как обычно.
«Бентли» снялся с места, указывая путь такси, в котором разместилась часть багажа. Миновав туннель и развязку дорог, они двинулись к Лондону.
— Как дела?
— Ну, первый раунд, конечно, за сэром Робертом. Удачно ли ты съездила?
— Да. Что-нибудь есть о Соботнике?
— Ни малейших следов. Арони пока ничем не может нас обнадежить.
—
— Мы не можем побуждать Абрахама к этому. Я приехал еще вечером, чтобы успеть встретить тебя и поделиться своим беспокойством, Сара. Меня волнует Марк Тесслар. Мы поехали в Оксфорд чтобы получить от него новое заявление, и там выяснилось, что он очень больной человек. Он только недавно оправился от серьезного инфаркта. Во всяком случае, мы не сбрасываем со счетов этого типа Лотаки, который делал операции вместе с Кельно. Он живет в Люблине и работает хирургом в больнице. Теперь Лотаки стал правоверным коммунистом, который и шагу не сделает без разрешения. Мы исходим из предположения, что, если он поможет нам в Лондоне, это повысит его статус в Польше. Так что, исходя из этого, он может и согласиться дать показания. С другой стороны, он может решить свидетельствовать в пользу Кельно, что будет для него наилучшим выходом, если он боится обвинений в свой адрес. Мы учитываем такую опасность, но нам необходимо предпринять какие-то решительные действия.
Оказавшись в Лондоне, они направились к Беркли-сквер.
— Джейкоб, я не в том состоянии, чтобы завтра показываться в суде. Будь добр и сообщи Эйбу, что я позвоню ему после заседания.
— Сара.
— Да.
— Почему ты не позволяешь мне сказать ему о тех деньгах, которые дала на этот процесс?
— Нет. Видишь ли, он и так столько взял на себя. Я хотела бы, чтобы у него создалось впечатление, что по всему свету у него есть неизвестные друзья.
4
— Прежде чем я продолжу, милорд, сэр Адам желал бы обратиться к суду с заявлением.
— Я хотел бы, милорд, принести извинения за свою вчерашнюю вспышку, — смущаясь, сказал Адам.
— Такие ситуации будут время от времени возникать, — сказал судья Гилрой. — Я не сомневаюсь, что мистер Смидди и сэр Роберт объяснили вам, с какой нетерпимостью британский суд относится к таким вещам. При всем уважении к нашим друзьям в Америке мы все же не позволим, чтобы британский суд превращался в некое подобие цирка. Суд принимает ваши извинения и предупреждает, что при повторении подобного он отнесется к вам со всей серьезностью.
— Благодарю вас, милорд.
— Вы можете продолжать, сэр Роберт.
Покачавшись на носках, Хайсмит потер ладони друг о друга, словно стараясь согреть их.
— Вчера перед перерывом, сэр Адам, вы заявили, что после того, как полковник Восс сообщил вам и доктору Лотаки, что вам предстоит заниматься извлечением, пораженных органов, по вашим словам, вы переговорили со всеми остальными заключенными-медиками, исключая доктора
— Да.
— Уточните, какие были высказаны мнения, вынесено решение и было ли достигнуто взаимопонимание?
— Перед нами был пример доктора Дымшица, отправленного в газовую камеру, и у нас не было оснований считать, что Восс просто запугивает, угрожая туда же отправить и нас. Было также опасение, что, оказавшись в руках неопытных санитаров-эсэсовцев, пациенты погибнут. Мы решили постараться спасти как можно больше жизней и в то же время попытаться убедить Восса отказаться от своих экспериментов.
— Ясно. Итак, время от времени вас с доктором Лотаки вызывали в пятый барак для извлечения омертвелых яичек и яичников.
— Да.
— Как часто это повторялось?
— Восемь или десять раз. Во всяком случае, не больше дюжины. Не знаю, как было у доктора Лотаки, но, скорее всего, так же.
— Вы ассистировали ему?
— Несколько раз.
— И примерно сколько операций проводилось во время тех восьми или десяти случаев, когда вы посещали пятый барак?
— О, всего лишь одна или две.
— Но не десяток?
— Нет, конечно, нет.
— И не сотни?
— Нет.
— Удалось ли вам добиться прекращения экспериментов?
— Не в полной мере, но наше отношение к ним было достаточно хорошо известно, так что Восс был вынужден ограничиться лишь тем количеством экспериментов, чтобы оправдывать перед Берлином существование центра.
— Заходил ли в пятый барак доктор Тесслар в то время, когда вы там оперировали?
— Нет, никогда.
— Никогда? Ни одного раза? Он никогда не видел, как вы оперируете?
— Марк Тесслар никогда не видел меня за операционным столом.
Хайсмит что-то пробормотал про себя, чтобы дать суду время оценить сказанное.
— Никогда, — повторил он, перебирая бумаги на столе. — Значит, получив полную поддержку своих коллег, вы в ходе более чем двадцати тысяч других операций провели лишь около двух дюжин этих совершенно необходимых оперативных вмешательств?
— Да. Мы всего лишь извлекали органы, пораженные рентгеновскими лучами. Мы опасались, что иначе они могут привести к опухолям, а потом и к раку. И в каждом отдельном случае я настаивал, чтобы ход операции фиксировался в медицинских документах.
— К сожалению, — сказал сэр Роберт, — они потеряны безвозвратно. Мы не можем заглянуть в них. Можете ли вы сообщить милорду и присяжным, каким образом проводились эти операции?
— Видите ли, жертвы были в таком состоянии, что мне приходилось прилагать титанические усилия, успокаивая их и убеждая, что мои действия пойдут им только на пользу. Я должен был спасти им жизнь. Я прилагал все свое умение нхирурга и пользовался лучшими обезболивающими препаратами.
— Кстати, об обезболивании. Вы, конечно, знаете, что часть обвинений, выдвинутых против вас ответчиком, гласит, что вы не пользовались им.
— Это ложь от начала до конца.
— Можете ли в таком случае рассказать, к какого рода анестезии вы прибегали и как она действовала.