Суд времени. Выпуски № 23-34

Млечин Леонид Михайлович

Млечин:Мы в 1990-е годы сильно удивлялись: «Откуда взялись эти люди, которые вдруг стали так успешно заниматься бизнесом?». А ведь это были самые, что ни на есть, советские люди, которые были советской жизнью, советским опытом замечательно подготовлены к той уродливой экономике, которая у нас поначалу начала создаваться.

Давайте вот обсудим, каково реальное наследие исторического прошлого, психологическое, даже в большей степени, в нашей сегодняшней жизни? Александр Григорьевич, может быть, с Вас как с психолога? Вам это все близко.

Вы нас насквозь видите всех.

Асмолов: Ну, замечательный метод психологического рентгена — один из методов, предложенный Фроммом. Я воспользуюсь им. По большому счету, говорить о советском, как о прошлом, для меня достаточно трудно. Я приведу некоторые примеры.

Если я в любой аудитории, даже в которой сидят люди лет 17-ти, 20-ти, вдруг начинаю, следующее высказывание прошу продолжить, почти все продолжают. В этой аудитории произойдет то же самое.

«Наш адрес — не дом и не улица, наш адрес…».

Зрители(хором): «Советский Союз».

Асмолов:Абсолютно точно. Вот это — сверхдиагностичная вещь. Поэтому для нас, в наших жизнях, в наших сознаниях советское — это не прошлое. Поэтому, в буквальном смысле, культура этого времени — в нас.

И, наконец. Одновременно, когда я вижу боли, идущие от этого времени, когда я вижу, что мы вдруг говорим: «Тогда все было краше, была наикрашайшая колбаса, наикрашайшая правда». Когда человек писал, путал фамилию в газете «Правда», на завтрашний день он менял свою фамилию. Все это было. Поэтому самое опасное для нас — и сегодня, и при суде времени оказаться самим рабами черно-белого видения: либо так, либо так. Тогда мы действительно окажемся в самом тоталитарном смысле детьми матрицы.

Млечин:Спасибо.

Млечин:Юрий Сергеевич…

Сванидзе:Полминуты могу добавить. Не больше.

Млечин:Полминуты. Юрий Сергеевич, что из советского присутствует в нашем сегодняшнем бытии и сознании?

Пивоваров:Ну, я думаю, что все присутствует. Советский человек сохранился. Для меня советский человек — это псевдоним той катастрофы и той трагедии, которая произошла с моей страной. Советский человек — это главное достижение Советской власти. Хотя советский человек ее потом и угробил, отказался от нее.

Речь идет о том, что мы по-прежнему советские. И реакция зала, и реакция голосования на эту передачу, и выборы, которые проходят — и всё, что есть у нас в стране, говорит о том, что мы советские. И где же мы находимся? В тупике, в кризисе, из которого страна не может выйти. И проблема лежит именно в советском.

Сванидзе:Завершайте.

Пивоваров:Мы сделали неправильный выбор. Наши предки. Мы должны переиграть нашу историю, иначе мы… Ничего не будет. Так сделали немцы и многие другие народы.

Сванидзе:Спасибо. Сергей Ервандович, прошу Вас. Можете задать вопросы

стороне обвинения.

Кургинян:Скажите, пожалуйста, эти люди, советские (вот я пытаюсь [опереться] на что-то несомненное), они построили все? Вот эти «Норникели», ДнепроГЭСы? Вот все, что построено, что в 20 лет дает всю эту чудовищную сверхприбыль и распределяется уже иначе.

Это построено нашими отцами и дедами? Вот они это создали? От космоса до всего. Если эти люди — антропологическая катастрофа, как они могли это создать? Столько всего. Как мог быть Шолохов?

Асмолов:Вы говорите, стоя — я тоже стою. Не могу по-другому.

Кургинян:Да.

Асмолов:Вы… Я цепляюсь за Ваши слова.

Кургинян:Да.

Асмолов:Я считаю в данном случае, что «Норникель», как и другие лагерные формы строительства, как и другие формы, где Беломоро-Балтийский канал, как другие строительства, в которых происходило тоталитарное обезличивание человека, это было антропологической катастрофой. Я не говорю о людях. Я говорю о ГУЛАГе, я говорю о «Норникеле». «Норникель» я особо изучал как явление очень тяжелое. Они чувствуют себя, чтоб вы знали, островом. А нас с вами называют до сих пор «материком». Это, на самом деле, люди, у которых украден смысл жизни. Советский период…

Сванидзе:Завершаем, господа.

Асмолов:Я завершаю. Создал уникальную религию — религию советской системы. Мы имели дело с религиозной системой. Только в религиозной системе было перемещение душ. Ленин, Сталин — близнецы. Говорим одно… Перемещение душ.

Где была такая мифологическая система, где, глядя на значок, где был четырехлетний ребенок изображен, все спрашивали у ребенка: «А кто у тебя на значке?». И он говорил: «Дедушка Ленин» — на четырехлетнего ребенка.

Мы создали мифологию, которая проросла через сознание. И наш сопромат сознания сегодня бьется и пытается ее, так или иначе, трансформировать.

Отвечу только Вам лично, простите, словами Аркадия и Бориса Стругацких: «Ты немножко мутант, но ты хороший парень». Спасибо.

Сванидзе:Спасибо, господа. Так, Сергей Ервандович, прошу Вас. Ваш тезис, Ваш свидетель.

Кургинян:Я хотел бы ответить одним словом. Вы меня назвали мутантом…

Асмолов:Не вас!

Кургинян:Но я Вас не назову.

Асмолов:Нет, секундочку…

Кургинян:Вот я твердо говорю. Ну, просто.

Асмолов:Для меня это позитивные слова. Я всегда за неадаптантов. Я хочу сказать, что Вы реальны, как я. Мы делаем что-то свое, и для меня это позитивно. Я столько люблю Стругацких, что эта мутация… Тогда назову другим словом: «вы немножко прогрессор, но Вы хороший парень».

Кургинян:Я не прогрессор и не мутант. Я советский человек. Ну, неважно. Я… И это, так сказать, совершенно другой вопрос.