Судьба горца
Шрифт:
– Может, ты бы хотела получить новое платье?
– предложил Балфур и тут же мысленно поморщился, когда Мэлди медленно развернулась, взглянув на него сузившимися глазами. Ему следовало тщательнее подбирать слова, но было очевидно, что он уже успел ее оскорбить.
– Если вы находите мое платье слишком бедным, я могу снова есть в своей комнате, - ответила Мэлди, слегка удивившись холодности своего голоса. Если его слова вообще были оскорблением, то лишь очень незначительным, но даже намек на то, что Балфуру не нравится ее наряд, ранил девушку в самое сердце.
– Это платье прелестно и очень тебе идет, - сказал Балфур. – Думается, ты слишком торопишься обижаться, моя леди, раз видишь оскорбление там, где его и в помине нет. Я просто неловко выразился. И думаю,
Вздохнув, Мэлди выдавила из себя кривую улыбку:
– Вы правы. Временами я могу ощетиниться, как маленький ежик, слыша то, чего нет, и видя пренебрежение в самых безобидных словах. Я благодарю за столь щедрое предложение, но вынуждена от него отказаться. Да, мои платья старые и чиненные много раз, но я не могу принять подарок за то, что сделала бы для любого. Бог наградил меня даром исцелять. И я считаю себя не вправе брать плату за Его деяния.
Балфур решил больше не давить на нее. Он все равно поговорит с Уной, лучшей швеей в клане. Эта женщина могла сшить для Мэлди платье и при этом была достаточно умна, чтобы сделать это незаметно. Он не станет спрашивать Мэлди, хочет ли она получить платье в качестве небольшой награды за ее труд, а просто подарит ей его. Несмотря на бедность, Мэлди воспитывалась женщиной благородного происхождения, и простая учтивость заставит ее принять дар.
– Сколько ты уже прячешься в Донкойле? – спросил Балфур.
– Я вовсе не прячусь, а нахожусь здесь чуть более двух недель, - ответила она, не обращая внимания на его усмешку.
Мэлди ожидала расспросов, но все равно почувствовала себя неуютно.
«Опять ложь», - с оттенком отчаяния подумала она. Он был прав, сказав, что она прячется. Это именно то, чем она занималась, хватаясь за любую возможность разузнать что-либо о Битонах. Она бы и дальше могла оставаться здесь, если бы чересчур много людей не стали проявлять к ней повышенный интерес. Мэлди все еще чувствовала себя виноватой за то, что покинула оказавшую ей помощь пожилую пару, ускользнув незаметно в ночи, не попрощавшись и, что еще хуже, без единого слова благодарности.
Внезапно ее охватил гнев на собственную мать. Мэлди стало интересно а задумывалась ли ее озлобленная родительница, какой грех ее дочери придется взять на себя, до каких низких уловок опуститься, чтобы выполнить клятву мести, которую она вынуждена была дать. И вновь ее поглотило чувство вины, и девушка мысленно обругала себя неблагодарной дочерью. Ее матери вновь и вновь приходилось покрывать себя позором, только чтобы они не голодали. А причиной этому печальному обстоятельству была жестокость Битона. Так можно ли винить матушку за то, что ей хотелось, чтобы ее единственный ребенок заставил этого безжалостно бросившего их человека заплатить по своим долгам? Тихий голосок в голове Мэлди ответил, что можно, но та решительно заставила его замолчать.
– Ты стала такой серьезной, - тихо заметил Балфур, легонько касаясь ее крепко стиснутого кулака, лежащего на поверхности стола. – Какие-то проблемы в Дублинне?
– Нет. Просто я вдруг поняла, что помогая тебе, возможно, подвергаю опасности добрую пожилую пару, приютившую меня. – Мэлди улыбнулась, намазывая ломтик хлеба толстым слоем меда. – Затем я вспомнила, как старая женщина жаловалась на то, что Битон никогда не ждет, пока жители деревни найдут кров и еду. Как только этот человек чувствует, что приближается опасность, то закрывает ворота, не заботясь о тех, кто остался снаружи. Она говорила, что он бы запер ворота и перед родной матерью, если бы та оказалась недостаточно расторопной. Еще она рассказывала, что деревенские жители уже даже не пытаются искать спасения в крепости. Они лишь прячутся и молятся, чтобы тот, кто явился прикончить Битона, не стал их преследовать.
– Не беспокойся о них. Я не собираюсь перерезать всех Битонов. Все, чего я хочу, - забрать Эрика и поквитаться с их лэрдом. – Вычищая свою тарелку кусочком хлеба, Балфур покачал головой. – Вероятно, клан Битонов заживет лучшей и более мирной жизнью, когда ими не будет править этот глупец.
Больше он ничего не добавил, зато вдруг полностью сосредоточился на своем наполовину съеденном ломтике хлеба, водя им по почти чистой тарелке. Мэлди не могла взять в толк, что за странное настроение внезапно охватило его. Потом она сообразила, что Балфур украдкой наблюдает за чем-то в дальнем конце главного зала. Осторожно проследив за его взглядом, Мэлди не особо удивилась, увидев там Гризель. Женщина кралась в тени вдоль украшенных гобеленами стен, пока не приблизилась почти вплотную к сидящим там мужчинам. Затем уселась на стоявший у стены сундук, и хотя она делала вид, что поглощена штопкой одежды, не потребовалось много времени, чтобы понять – старуха слышит каждое слово, произносимое людьми Балфура. Это было видно по тому, как Гризель наклонилась к воинам, одним ухом повернувшись в их сторону, и по тому, какие взгляды бросала на них. Она даже время от времени опасливо оглядывалась на Балфура, но, казалось, не поняла, что он пристально следит за ней. Мэлди рассудила, что из Гризель вышел не особо умелый лазутчик, и до сих пор ей все удавалось лишь потому, что никто не обращал на нее внимания. Или, возможно, именно то, с какой легкостью ей так долго удавалось вершить свое вероломство, сделало предательницу беспечной.
– Не могу поверить, что прежде не замечал этого, - пробормотал Балфур: оказалось, он думает о том же, о чем и Мэлди.
– Едва ли ты даже смотрел на нее до этого момента, - отозвалась Мэлди, и по омрачившему его лицо сердитому взгляду поняла, что ее слова пришлись ему совсем не по нраву. – Да к тому же ты сам говорил, что ее семья с самого начала была с Мюрреями. Она оказалась бы последней, кого бы ты стал подозревать.
– Поэтому она лучше всех подходила на эту роль. Все же мне следовало догадаться. Ты права. Она ненавидит нас. Теперь я отчетливо это вижу. И у нее есть на то все причины. Мой отец плохо поступил с ней, как впрочем, думаю, он поступал со многими женщинами.
– Нет. Этим нельзя оправдать то, что она предала свой клан, свою семью, своих предков. Да, сделай больно ранившему и унизившему тебя, но не трогай его родичей и его клан, а ведь так она и поступила, помогая Битону. Теперь мне еще больше жаль бедного Эрика.
– Да, быть узником Битона нелегко.
– На самом деле, я говорю о том, что Битон ненавидел новорожденного мальчика до такой степени, что даже попытался его убить. А теперь вот Гризель тоже ненавидит его и ее не заботит, останется паренек жив или умрет. Оба они мстят за зло, к которому мальчик не имеет никакого отношения. Наверное, ему тяжело сознавать, что одним своим рождением, он нажил сразу двух сильных врагов. И что же, теперь тот самый человек, что хотел убить Эрика, решил признать его своим сыном. Твой братишка, должно быть, думает, что весь мир вокруг сошел с ума, или, что еще хуже, что это он сам стал сумасшедшим.
Поморщившись, Балфур медленно кивнул. Ему неловко было в этом признаваться, но он не особенно задумывался о чувствах Эрика. Все его мысли сводились к тому, чтобы освободить брата, спасти мальчика из опасной ситуации, в которую его хотел втянуть Битон, и от ядовитых слов, что враг мог нашептать ему в уши. Как бы то ни было, Мэлди права. Должно быть, мальчику невероятно сложно понять все происходящее, и он вполне мог подумать, что является причиной разгоревшейся резни и бед. Хоть Битон и пытается выдать его за своего сына, Балфур сомневался, что ненависть и гнев этого человека с годами стали меньше. Эрик очень смышлен, возможно, умнее любого из них, но и он, наверняка, сейчас сбит с толку. Подобное смятение и неспособность что-либо понять - одна из немногих вещей, способных вывести из равновесия этого обычно спокойного, милого мальчугана.