Судьба и книги Артема Веселого

Веселая Гайра Артемовна

Если на первых четырех листах города, через которые отступала армия, написаны в строчку, то, начиная с пятого, как потом и в книге, они представлены «лесенкой»: красные части, как с горы в пропасть, скатываются:

Минеральные воды

Пятигорск

Прохладная

Владикавказ

Грозный

Святой Крест

Моздок

Нальчик…

(В книге «Нальчик» заменен на «Кизляр» и «Черный Рынок»).

Далее в рукописи следует

абзац:

Хотя и богато наше время событиями, из коих одно грознее другого, но уцелевшие партизаны [вариант: но уцелевшие от гражданской войны бойцы] до конца дней своих будут помнить и детям своим расскажут, и внукам своим расскажут о тех незабываемых годах и кровавых вехах, по которым отступала и гибла двухсоттысячная армия.

Эта пространная фраза в книге преобразилась в предельно лаконичную:

Живые долго будут хранить в памяти эти кровавые вехи.

Артем Веселый продолжал работать и над опубликованными произведениями. На третьем издании «Гуляй Волги» он делает дарственную надпись:

Алику Крученых, многословному потомку славных разбойников — дарю книгу сию, доработанную восьмью новыми страницами 1934, октябрь.

В 1936 году «Гуляй Волга» выходит шестым изданием.

10 декабря того же года редактор художественной литературы Сталинградского краевого издательства сообщает автору о решении переиздать «Гуляй Волгу» в первом квартале 1937 года ³ .

И Артем принимается за переработку книги.

В первой же строке исключено слово сияющие.

Было:

Заря, распустив сияющие крылья, взлетела над темной степью.

Стало:

Заря, распустив крылья, взлетела над темной степью.

Одно слово — и совсем другая тональность зачина.

«УМЫРНУЛ ФИЛЬКА В ЧЕКУ»

Один из этюдов «России, кровью умытой» — «Филькина карьера».

Прежде, чем попасть в состав романа, этюд был дважды издан отдельной книжкой: в 1925 году в Самаре, на следующий год — в издательстве «Молодая гвардия».

Филька Великанов («за унылый рост и редкий голосок в слободке его прозвали Японцем»), вернувшись с войны и оглядевшись, сразу смекнул, какие безграничные возможности открывает перед ним советская власть, поскольку он «сын трудового ремесленника, увечный воин». Филька пристроился в райисполком разъездным инструктором, но на службе не преуспел, поскольку был малограмотен («две зимы в приходской школе голыми пятками сверкал»), не помогла и присущая ему наглость.

В представленном начальству «на предмет отчетности» документе, озаглавленном им «Доклад в крадцах», Филька продемонстрировал, что ничуть не затрудняется в решении сложнейших проблем.

Два карандаша исписал Филька. Утрясся доклад в пятьдесят страниц с гаком. […]

Десятый параграф дорываясь заехать в коммуну графа Орла Давыдова до нитки разграбленную неизвестными личностями, к великой жалости мне проведать не удалось и дурак ямщик с пьяных глаз завез меня в деревню Пустосвятовку с мордовским народонаселением бедного состояния и пришлось мне собрать сход. Есть у вас совет? Нету. Есть комбед? Тоже самое нету. Чего же у вас есть? спрашиваю. Ничего товарищ, нет, мякину пополам с дубовой корой едим, на пять дворов одна лошаденка осталась, голодная тоска задавила нас.

Одиннадцатый параграф и пришлось мне собрать всех грамотных человек шесть на всю деревню и выбрал из них председателя и секретаря, остальных членами назначил и объявил о присоединении ихой деревни к советской России. Бабы давай плакать, мужики креститься, а председатель солдат Судбищин закрутил ус смеется не робей православные помирать так всем вместе и открытым голосованием на месте порешили переназвать в мою честь Пустосвятовку деревню в Великановку.[…]

Горько и обидно вытряхнули Фильку из инструкторского тулупа, на краткосрочные курсы сунули; три месяца, даром что краткосрочные, а тут день дорог — распалится сердце, в день сколько можно дел наделать… Не понравились Фильке курсы: чепуха, а не курсы.

Умырнул Филька в милицию.

Так заканчивается «Филькина карьера» в «России, кровью умытой»; в двух отдельных изданиях было иначе:

В партию Филька прописался, умырнул Филька в чеку.

В архиве Артема Веселого сохранилось продолжение рассказа о карьере Фильки.

В деревне бушевали чекисты Упит, Пегасьянц и Филька Японец: о их подвигах далеко бежала славушка недобрая.

…Из Фирсановки попа увезли. Ни крестить, ни отпевать некому — кругом на сто верст татарва.

…В татарской деревне Зяббаровке пьяные катались по улице, перестреляли множество собак, ранили бабу.

…Неплательщиков налога купали в проруби и босых по часу выдерживали на снегу.

…Сожрали шесть гусей без копейки.

…Реквизиции и конфискации направо-налево, расписки плетью на спинах.

…Члена комбеда на ямской паре посылали за десять верст за медом к чаю.

…До полусмерти запороли председателя волисполкома «за приверженность к старым порядкам».

Упит был следователем. Каких только дел не вмещал его объемистый портфель! Какой рассыпчатой дрожью дрожала трепетная уездная контрреволюция под его тусклым оловянным глазом! И какой обыватель, завидя скачущих во всеоружии чекистов, не уныривал в свою подворотню: «Пронеси, Господи… Спаси и помилуй, Микола милостивый». Пегасьянц и Филька состояли при нем как разведчики, вольные стрелки. Обвешанные кинжалами, бомбами и пушками, они неустанно мыкались по уезду, одним своим видом нагоняя неописуемый страх на тайных и явных врагов республики.