Судьба Империи

— Товарищ капитан! — сквозь сон донесся до меня голос дневального. — Вставайте! Уже полвосьмого.

Открыв глаза, посмотрел на темно-зеленый потолок офицерской палатки, в которой вот уже полгода мы жили, и сел на койке.

— Ага, спасибо, — потерев лицо руками, ответил дневальному.

Тот кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. Немного посидев, я поднялся и по пути в тамбур с умывальником включил вентилятор — несмотря на раннее утро, жара давала о себе знать. Койки моих товарищей уже были заправлены, а сами они куда-то с утра пораньше разбрелись.

Умываясь

и чистя зубы, я радостно подумал, что сегодня у нас последний день командировки и после обеда мы уезжаем домой. Как-никак уже полгода тут воюем. Смена приехала три дня назад, и все дела мы уже передали. Вытерев лицо полотенцем, я надел форму, плотно зашнуровал берцы и вышел из палатки. Закурив сигарету, посмотрел на небо, на котором не было ни облачка — день обещал быть жарким, и направился в сторону столовой. Уже возле нее меня перехватил замполит бригады, на территории которой мы дислоцировались, и вручил пачку писем для отправки. Минут десять поболтал с ним ни о чем и зашел в палатку назначенной столовой.

— Саныч! Проснулся? — от одного столика меня окликнул Илья, старлей, мой сослуживец, с которым мы оба сегодня уезжали.

— Проснулся, — присаживаясь, ответил я ему. — Чем кормят?

— Овес и чай. Как обычно.

— Не, я тока чай, — помотал я головой. — Не любитель овсянки. Что про вертушку слышно?

— Будет после двенадцати, командир созванивался с ОГВС.

Он подмигнул мне и тихонько напел:

На Моздок, на Моздок Две вертушки улетают. У дверей дембелей Командиры провожают…

— Да… — Я потянулся. — Где-то в два будем в Моздоке, там такси, и до Пятигорска. Потом на поезд, и через двое суток дома!

Допив чай, мы вышли из столовой и отправились к себе, чтобы еще раз проверить вещи — не забыли ли чего.

Вертушка прилетела только в половине третьего. Времени оказалось навалом, и мы успели еще раз со всеми попрощаться, забрать письма и пару посылок. Потом пообедали и отправились на поле ждать. Еще раз обнявшись с остающейся сменой и пожелав друг другу удачи, мы загрузились и взлетели. Так как летели очень низко, казалось, что мы просто едем на автобусе, перепрыгивая редкие столбы ЛЭП. До Моздока добрались без приключений. Попрощавшись с пилотами, вышли из салона и, казалось, попали в сауну — в Моздоке было жарче, чем в Курчалое, откуда мы прилетели. Немного поматерившись, навьючили на себя сумки и медленно побрели к стоянке. По дороге снайпер Артем углядел знакомых и, отпросившись у Степана, нашего командира, помчался к ним. На жаре разговаривать не хотелось. Заметив, что Артем бежит к нам и машет руками, забрали его вещи и пошли ему навстречу.

— Мужики! — издалека заорал он. — Давайте быстрее! Я с летунами договорился! Через пятнадцать минут борт на Москву идет!

Мы, обрадованные вестью, перешли на бег. Минут через пять, добежав до «семьдесят шестого» и поручкавшись с пилотами, загрузились в салон. Артем раздобыл у пилотов мобильник и созвонился с отрядом, там тоже обрадовались такой удаче и пообещали, что нас встретит автобус. Удобно расположившись на ящиках, которыми был заполнен салон, накрыли импровизированный стол.

Дождавшись, когда самолет оторвется от бетонки и взлетит, распотрошили сухпай и разлили спирт по кружкам.

— Ну, за удачное окончание командировки, — произнес Степан.

Дружно чокнувшись, выпили обжигающий напиток. Слегка закусили и разлили по новой. Я хотел сказать тост, но тут самолет тряхнуло, и меня поглотила тьма.

— Ты плохо справился. Ключ еще не у тебя.

— Умоляю! Дайте мне последний шанс! Я все сделаю!

— Ты уже три года пытаешься. Мне надоели твои провалы. Пора тебя заменить. Ты не оправдал доверие.

— Нет! Не надо! Я все сделаю! Клянусь!

— Хорошо. У тебя есть месяц. Потом я тебя уничтожу.

— Я оправдаю ваше доверие!

— Запомни, месяц. После чего ты умрешь.

Как же голова раскалывается! Даже думать больно. Но, что странно, в теле необычайная легкость. Интересно, что это мы вчера пили, что сегодня ТАК плохо? Сколько уже времени? Как бы на службу не проспать… Интересно, мы прилетели или нет? Вроде припоминаю, что на борт мы поднялись, уже на борту стали отмечать окончание командировки и возвращение домой… Так, а КУДА домой? Какой командировки? И? Ничего не помню. Хоть имя-то не забы… Бля! Имя! Какое у меня имя? Сейчас-сейчас, вспомню. Имя. Ну? Блин, как же болит голова!

Я даже застонал от боли. Как только раздался стон, что-то невесомое, холодное и многолапое пробежало по руке, слегка покалывая кожу, от чего по ней побежали мурашки. Затем оно угнездилось на предплечье, глубоко вонзив все свои маленькие колючие лапки в кожу, и я провалился в бездонную, мягкую черноту.

Очень медленно всплыл из черного безмолвия, где не было ни времени, ни пространства. В голове пустота. Хоть боли нет, и на том спасибо. Открыл глаза и обнаружил, что лежу в какой-то капсуле с прозрачной крышкой. В теле ощущалась слабость, слегка подташнивало, и немного кружилась голова. Мыслей не было вообще. Сквозь прозрачную крышку виднелся потолок и кусок стены, заставленный какой-то аппаратурой. В этот момент крышка слегка дрогнула и плавно открылась. Послышались тихие шаги, и надо мной склонился немолодой мужик в странном мундире.

— Слава Мокоши и Идунн! Наконец-то вы очнулись! — внимательно всматриваясь в мое лицо, произнес он. — Как вы себя чувствуете?

— Хорошо… — Я замер. Голос. ЭТО не мой голос! Да что же такое! Мне даже стало немного страшно. Холодок пробежал по позвонику, вызывая слабость во всех конечностях.

— Дайте мне зеркало, — хриплым, дрожащим голосом попросил я, с некоторым усилием протянув руку.

Рука была не моя… Тонкая, изящная рука, и это было последнее, что я увидел, прежде чем черная волна снова накрыла меня с головой.

Очнулся от резкого запаха, открыл глаза и увидел знакомого уже мужика, который убирал от моего лица какой-то пузырек.

— Как вы себя чувствуете? — внимательно глядя на меня, снова спросил он.

— Уже лучше, — все тем же незнакомым голосом произнес я. — Что со мной случилось?

— Вы пробыли в коме около недели, но сейчас все позади.

— В коме? Мы разбились?

— Разбились? — недоуменно переспросил он. — Нет, вас пытались отравить.