Судьба нерезидента

Остальский Андрей Всеволодович

А опасность-то была вполне реальной. Clear and present danger.

Глава вторая

Прямая и явная угроза

Франция – Монако – Бельгия – Германия

В середине августа 1991 года я собирался в отпуск – купил путевку нам с женой на пару недель в подмосковный санаторий «Дружба». В конце рабочего дня я уже готовился запереть свой кабинет в «Известиях», когда на столе зазвонил телефон. «Господин Остальский, – сказал незнакомый голос в трубке, – меня зовут… (имя мне ничего не говорило). Мы с вами недавно встречались в Мюнхене, на радио „Свобода“»…

Убей бог, я его не помнил. А вслух сказал: «Простите, к сожалению, ничем не смогу вам сегодня помочь, уезжаю в отпуск, нет ни минуты, меня машина внизу ждет». «О, нет-нет, речь не о комментарии на этот раз. Мы бы хотели, чтобы вы записали и сохранили под рукой кое-какую информацию… это очень важно и не займет у вас много времени». «Ну хорошо», – вежливости

ради согласился, вздохнув. Взял бумажку, на которой уже были сделаны какие-то записи. Перевернул: обратная сторона листа была свободна. «Я записываю», – сказал. И человек из Мюнхена принялся диктовать имена и фамилии с номерами телефонов. Некоторых из этих людей я знал: это были стрингеры и комментаторы, в той или иной степени связанные со «Свободой». Имена других слышал впервые. Всего около десяти пунктов или чуть больше. Листа не хватило, и две последние строчки пришлось разместить на страничке перекидного календаря. «Что это за список?» – спросил я. «Это на всякий случай. Как бы сеть безопасности. Если что-то случится, звоните по этим телефонам, может быть, кто-то сможет вам чем-то помочь», – отвечал человек из Мюнхена. «А что должно случиться?» – насторожился я. «Нет, ничего! Говорю вам, это так, для профилактики. Как говорят по-русски? На всякий пожарный, да? Подстраховка…»

«Ничего не понимаю…» – сказал я. А про себя думал определеннее: «Чушь какая-то, бредятина».

Потом я много раз вспоминал тот момент и пытал сам себя: неужели действительно не понимал? Как такое возможно? Ведь чуть ли не накануне давал интервью английскому журналисту и рассказывал ему, что идея государственного переворота витает в воздухе, его смертельно боятся, но его же и ждут. Реакционеры – с нетерпением. И многие считают неизбежным.

Но, видимо, сознание раздваивалось: с одной стороны, как аналитик я с готовностью рассуждал об удушливой, предгрозовой политической атмосфере, чреватой громом и молнией государственных потрясений, а с другой, в повседневной жизни, пребывал в состоянии психологического отрицания, не верил ни в какие перевороты, которые в какой-то другой реальности происходят, в других странах и на других планетах. При чем тут наша повседневная жизнь с ее обыкновенными мелкими заботами, делами да случаями? Вот лихорадочные сборы в отпуск, поездка на Клязьму в санаторий – это действительность, это настоящая, подлинная реальность.

А потому аварийный список «Свободы» я благополучно забыл на своем рабочем столе. Даже в сейф не положил. Там же на столе оставил и запрещенную в СССР книгу, написанную в соавторстве с британским экспертом, самым знаменитым чекистом-перебежчиком Олегом Гордиевским – это было разоблачение тайн разведки КГБ. Я собирался убрать книгу в сейф, но в последний момент в панике (терпеть не могу опаздывать) забыл на столе и ее. Тот дипломат имел к тому же дурацкую привычку помечать на внутренней стороне обложки принадлежность книги: из личной библиотеки господина такого-то, посольство США… То есть на столе на всеобщее обозрение был выставлен полный набор доказательств моей «шпионской» или, по крайней мере, антисоветской деятельности. Впрочем, к тому моменту я имел основания полагать, что таких доказательств у «конторы» и так более чем достаточно, и что некоторые из них прибыли на Лубянку прямиком из того же самого Мюнхена, который я имел неосторожность посетить незадолго до описываемых событий.

А ведь вовсе не планировал туда изначально ехать. Эта идея появилась в последний момент, перед самым отъездом в мою первую в жизни частную поездку за границу. Сбылась мечта идиота – я прорвался наконец на Запад, причем не в командировку, а сам по себе, с женой, беспартийной вольной птахой…

Первым моим впечатлением от Европы было то, что границ между странами, собственно, нет. Вернее, нет никакого погранконтроля. А ведь в тот момент даже слова такого «шенген» никто из нас еще не знал. Соглашение, правда, уже было подписано, но до реального его воплощения в жизнь оставалось еще четыре года. Тем не менее на многих границах или вовсе не было проверки паспортов, или она производилась лишь время от времени – символически.

Настоящим шоком для меня стал пустой «стакан» иммиграционного контроля на франко-бельгийской границе.

Мы с женой гостили у ее брата в Париже, он вволю повозил нас по Франции по живописным «националкам» – бесплатным дорогам местного значения, пролегавшим, в отличие от платных и быстрых хайвеев, через города и веси, через живописные леса и поля. В кармане у меня была «вошь на аркане» – сто шестьдесят долларов, с огромным трудом набранных по сусекам. И было, конечно, невероятной наглостью с нашей стороны отправляться в большое европейское турне с такими «деньжищами» – расчет шел на то, что жилье будет бесплатным и благодаря родственникам, друзьям и коллегам транспорт тоже оплачивать не придется – подвезут, ну а с едой тоже что-нибудь придумается. Конечно, нас все время угощали в домашних условиях, но в пути на ресторанчики, даже самые скромные, средств не было. Но выручали, например, базары и ярмарки, где, по французской

традиции, можно попробовать содержимое каждого лотка. Помню, в очаровательном Арле прошел не торопясь вдоль бесконечно длинного оливкового ряда, так напробовался – у каждого хозяина свой засол, – что и обедать потом не мог. Заглянули и в Монако – и уже при въезде в княжество я все вертел головой – а где же граница? – и не находил ее. В знаменитом казино исправно проиграл пять заветных долларов в рулетку. Зачем? Ну ради острого ощущения: так хотелось сделать нечто для совка запретное и невозможное. Поставил на черное и завороженно смотрел, как вертится, несется оголтело запущенный крупье шарик, не веря своим глазам, что это происходит со мной, а не с героем какого-нибудь западного фильма, кино ведь было единственным дозволенным взглядом в капиталистическую действительность на протяжении долгих десятилетий моей жизни. На границе документы не проверяли, но при входе в казино потребовали паспорта и даже сняли с них копии. Таков был закон, но меня, согласно нормальной советской паранойе, терзали опасения: а вдруг информация о запретном визите как-то дойдет до советских властей? На последнем этапе нашего путешествия такая паранойя оказалась вполне оправданной, но тогда, в Монако, я совершенно зря себя накручивал.

Недалеко от границы с Монако – легендарный поселок богачей на мысе Кап-Ферра, их там на квадратный метр больше, чем где-либо еще в мире. И чуть ли не половина из них числится монакскими обитателями – чтобы не платить налогов нигде. Ведь для получения заветного статуса достаточно иметь в княжестве этакую небольшую малогабаритку (которая все равно будет стоить как вилла в нормальной стране), правда, реально тесниться в такой богач не станет… Но мне в Кап-Ферра показалось крайне скучно, потому что большинство вилл было скрыто за высоченными каменными стенами, из-за этого некоторые улицы больше похожи на тоннели без крыши. Разве что конфетно-розовая Villa Socoglio, известная также как La Fleur Du Cap, просматривается со многих точек, это образ Кап-Ферра на почтовых открытках и обложках глянцевых журналов – вам ее изображение наверняка где-нибудь попадалось. Там есть спуск прямо к морю и частный небольшой пляж. Этим чудом долго владел Чарли Чаплин, а потом на вилле жил не тужил американский актер-оскароносец Дэвид Нивен.

И как вы догадываетесь, нынче чуть ли не каждый третий на Кап-Ферра – наш с вами бывший, а может, даже номинально нынешний – соотечественник.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что на том же благословенном мысе есть несколько замечательных песчаных и, главное, открытых для публики пляжей и относительно приличная и недорогая по местным понятиям гостиница Hotel La Villa Cap Ferrat – всего-то каких-нибудь пару сотен долларов в сутки за номер. Так что если есть желание пожить рядом с великими мира сего – вам сюда. Недавно продавали в поселке одну «дачку» – La villa Les C`edres, «Кедровую Виллу», – так она оказалась самой дорогой в мире за всю историю человечества. Около 400 миллионов долларов за нее просили, не знаю, за сколько уж сговорились, но, говорят, отбоя не было от заинтересовавшихся из Северной Америки, Ближнего Востока и России. Ну скажите, не абсурд ли это? 400 миллионов долларов за дачу? Бре-ед!

Но вообще-то именно на Кап-Ферра, в одном из узких тоннелей-улиц, я, кажется, впервые задумался о том, что, видимо, богачи – чрезвычайно скучные люди. И потом имел немало случаев убедиться в этом. За редкими исключениями они настолько заняты собой, что ни для чего другого в них уже не остается места (наверно, иначе бы они и не разбогатели). Окружающий мир их мало занимает – разве что как сфера материальной эксплуатации, то есть инструмент наращивания богатства. Но это работает и в обратную сторону – им совершенно нечего дать окружающим. Если только вас не гипнотизирует богатство как таковое, но это уже психиатрический случай, хоть и достаточно распространенный. Ну или тщетные надежды питаете как-то улучшить и свое материальное положение с их помощью – поверьте, бесполезно.

Впрочем, есть на Кап-Ферра и необыкновенный музей, открытый для публики и принадлежащий французской Академии изящных искусств, опять же связанный, хотя и косвенным образом, с Россией. Называется он Mus'ee ^Ile-de-France, или «Вилла Эфрусси-де-Ротшильд». Построила ее в начале XX века баронесса Беатрис Ротшильд, успевшая крайне несчастливо побывать замужем за отпрыском одесского рода Эфрусси, российских торговцев зерном и нефтью. Муж был на много лет старше жены, неисправимый игрок, проигрался в пух и прах, да еще наградил жену тяжелой венерической болезнью. Она долго лечилась, прежде чем сумела избавиться от нее, но в результате лишилась возможности иметь детей. С горя посвятила себя коллекционированию произведений искусства, благо унаследовала от отца огромное состояние. И всю нерастраченную женскую и материнскую энергию потратила на строительство этой необыкновенной виллы – 20 архитекторов поменяла в процессе. Результат – потрясающий. Розово-белый дворец с невероятно богатым убранством залов, огромная коллекция живописи и мебели. И завораживающие сады.