Судьба-Полынь Книга I
Шрифт:
Эти избранные уступали своей мудростью лишь Сеятелю и получали от него за заслуги бесценные дары: будь то целительство, понимание чужих языков или умение усмирять диких животных одним лишь взглядом. Благодаря их рвению и старанию империя Плуга разрасталась с каждым годом. Дарующие ничего не делали зря, не бросали слов на ветер, если им понадобились Топи — жнецы себе шею свернут, но отвоюют этот мерзкий и гнилой клочок земли.
Переодевшись в простую льняную одежду, Ильгар отправился к полевой кухне. После долгого боя желудок просил подбросить топлива…
— Эй, десятник! —
Ильгар улыбнулся.
По лагерю верхом на крупной каштановой кобылке ехал молодой мужчина. Одежда дорогая, украшенная вышивкой и шелковыми вставками. На шее висела серебряная цепочка с кулоном, перстни и кольца унизывали тонкие пальцы.
— Нерлин Валус, — поприветствовал его десятник. — Я думал, дамам не место на передовой.
Всадник легонько похлопал по навершию узкого кинжала в красивых ножнах, что висели на его поясе.
— Все мои дамы остались вздыхать по своему герою в Сайнарии.
— Вообще-то, дамой я назвал тебя. Ты в кого вырядился? Как баба, честное слово!
— А ты — как крестьянин с окраин. Хотя, чему удивляться… дикарь.
С этими словами Нерлин спрыгнул с лошади и, смеясь, угодил в дружеские объятия.
— Каким ветром занесло в эти края? — спросил, улыбаясь, Ильгар. — Последний раз, когда мы виделись, ты уезжал куда-то на север за тюленьим жиром для светильников и моржовой костью хрен пойми зачем.
— Еще вспомни, что было, когда мы увиделись в первый раз! — прыснул сын торговца. — Кто-то тогда вместо одежды носил мешок из-под картошки, а я — вонявший потом кожух старшего братца, перешитый под мой рост.
Нерлин отвел кобылку к коновязи, удила просунул в одно из колец, и затянул в узел.
— Меня сюда привели отцовские дела, — наконец ответил он на вопрос друга. — Старик совсем плох. Лежит пластом, только попердывает и стонет. Надо ж было так напиться, чтобы рухнуть с лошади и сломать бедро!
Ильгар помнил его отца. Высокий, грузный мужчина. Цепкий в делах, он уже тогда, больше пяти лет назад, наладил торговые связи со жнецами и частенько привозил в их лагеря всякую необходимую мелочевку, без которой на войне никак.
— Теперь все его дела на мне, — печально, но не без гордости продолжал Нерлин. — Старший брат открыл две лавки и гончарную мастерскую в Сайнарии, а сам с утра до ночи шарахается по борделям и кабакам. Ему некогда. Приходится поспевать везде мне. За последние полгода исколесил Гаргию вдоль и поперек.
— Вижу, ты преуспел, — Ильгар окинул его придирчивым взглядом.
— Это все благодаря северной кампании, — ухмыльнулся молодой торговец. — Помнишь нашу поездку к Ледникам? С нее все и началось. Тяжело далось то путешествие. Больше половины людей умерло от цинги… пока отец не нашел замечательное средство. Тюлений жир и чай из хвои спасли много жизней… Так вот Армию постигла та же печальная участь. Спустя три месяца после начала кампании отец слег, дела встали, и семья покатилась в пропасть. Тогда я продал Дарующим рецепт, на все оставшиеся деньги закупил лимонов, на остаток — кизила у горцев. Снарядил караван и сам повел его к Ледникам. Оттуда вернулся с набитыми серебром мешками, — он усмехнулся. — Хватка у меня покрепче отцовской будет. Дела идут в гору, семья богатеет.
— Ну ты и хвастун, — Ильгар задумчиво оглядел его поклажу. — А есть ли в этих тюках что-нибудь, способное поднять настроение уставшему солдату?
— Обижаешь! — Нерлин ловко отвернул угол грубого полотна, демонстрируя деревянный бочонок…
Хмельной Ильгар шел к своей палатке. День выдался долгим, тело требовало отдыха. Молодой жнец мечтал лишь о спальнике, решив, что вытрясет снаряжение из интенданта следующим утром. Надо лишь держаться подальше от палаток офицеров, чтобы не схлопотать выговор.
Вдруг из темноты вынырнул Кальтер. Стрелок вырос в глухих чащобах на западе, отлично читал следы и умел передвигаться незаметно. Вот и сейчас ему удалось удивить десятника.
— Что такое? — устало спросил Ильгар. — Тебя уже сменили? Ты бледный, как привидение.
— Думаю, тебе стоит кое на что взглянуть, — тихо проговорил Кальтер. — Мы нашли нечто странное в лесу.
— Это не может подождать до утра?
Лучник отрицательно покачал головой.
Глава 6 Ная
— Ная, беги!
Плечо обожгло болью…
Боль всегда приходила вслед за криком, возвращая Наю в день, когда она умерла. Случившееся накрепко врезалось в память, не давая ничего забыть. А если события прошлого начинали меркнуть, девушка воскрешала их снова и снова, деталь за деталью, не позволяя им потерять яркость, а сердцу смириться. Смириться — значит, простить.
Ная сжалась клубком на каменной скамье, закуталась сильнее в старую волчью шкуру. Холодно. Ледяной воздух выстуживал даже дыхание, которым девушка пыталась согреть озябшие пальцы. За ночь так и не удалось уснуть. Проворочалась с боку на бок в поисках капли тепла. От дряхлой, вытертой до дыр шкуры было мало толка. Но если с холодом Ная кое-как примирилась, то к ноющей боли в плече привыкнуть не удавалось. И не хотела сама. Привыкнуть — значит, забыть.
Пальцы легонько коснулись шрама. Грубый рубец неприятно царапнул кожу. Семь лет прошло, а все ноет. По словам Кагар-Радшу ей еще повезло — могла остаться совсем без руки или погибнуть в бурном потоке. Прихоть Незыблемой, решившей из каких-то соображений дать полумертвой девчонке шанс. Но главное, жива. И Ная благодарила Мать Смерть за милость. Умереть — значит, не отомстить.
Скинув шкуру, девушка поднялась с ложа. Незыблемая, как же холодно. Заученное движение пальцев — и в очаге вспыхнул огонь. Ная протянула к нему руки, чтобы согреться. Ночь прошла, теперь она имеет право зажечь его… и в последний раз заглянуть в воспоминания, чтобы навсегда проститься с ними. Сегодня ей предстоит перешагнуть грань и вернуться в мир уже Привратницей Смерти. Если сумеет пройти испытание. «Ты должна стать чистой мыслями, как первый снег, свободной от прошлого, как птица, чтобы служить Незыблемой», — учил Кагар-Радшу. Порой он любил выражаться красочно, словно это сглаживало мерзость жизни.