Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)
Шрифт:
А Ленин слушает да все черную кошку гладит.
— Я счас, я быстро вернусь… — проговорил мужик и побежал с пойманной кошкой к машине.
Через минуту действительно вернулся с пустым сачком.
Пока бегал, Ленин черную кошку шлепнул легонько, чтобы убежала она. Однако рядом еще три кошки на солнышке лежали.
Накрыл мужик сачком следующую, поднял ее над землей.
— Красивое животное, — сказал мужик с сожалением. — Но у меня работа такая.
— Работать надо от души! — сказал Ленин, поднимаясь со скамейки. — Вот вам ваша работа нравится?
— А чего?! —
— Вот-вот, правильно! — похвалил вождь. — Главное, чтоб польза была.
И, сказав это, пошел Ленин в глубину скверика.
А мужик все стоял и смотрел вслед вождю, усиленно думая над его словами. Пока думал — оставшиеся две кошки, осознав опасность, скрылись в кустах и таким образом остались живы.
Вот такая история произошла в подмосковном санатории «Горки».
(Записано со слов поварихи Е.М.Пустовойт.)» Рассказ несколько озадачил Добрынина, но сам он понимал, что после всякого пьянства голова работает медленно и хуже обычного. Однако, поразмыслив некоторое время над содержанием, он усмотрел хитрость в поведении вождя, благодаря которой не все кошки были отловлены в санатории «Горки». И после этого как бы просветление наступило для народного контролера: понял он, что, с одной стороны, Ленин порядок уважает и поддерживает, раз не остановил он этого мужика в самом начале, а, с другой стороны, вождь и животных любит, что проявилось в его последующем поведении. «Стало быть, — подумал Добрынин, — можно иногда проявлять смекалку и при этом не нарушать заведенного порядка…» Последняя мысль была как бы умнее самого народного контролера, и он ей очень удивился, одновременно и понимая ее, и недопонимая.
Откуда-то раздался грохот. Потом кто-то громко закряхтел, выматерился кратко и затих.
Добрынин вылез из-под одеял и обнаружил, что спал совершенно одетым.
В казарме было нежарко.
По старой памяти нашел Добрынин столовую, селза деревянный стол.
Из окошка выдачи пищи высунулась удивленная физиономия солдата с Востока.
— Кушать, да? — спросил он.
— Да, — ответил Добрынин, протирая не умытые со сна глаза.
— Каша, мясо, да? — снова спросил солдат.
— Ага.
— Мясо медведь, — объяснил солдат-повар. — Кости нэт осколки снаряд есть. Кушать осторожно надо…
Добрынин кивал, Ожидая, когда уже что-нибудь появится перед ним на столе.
Минут через пять появилось обещанное. Перловая каша прохладная, но с прожилками застывшего жира. И мясо, бурое, еще теплое.
— А пить? — спросил Добрынин.
— Чай нэт. Командир забрал. Вода в ведро! Завтрак оказался не аппетитным, но сытным. Поднявшись после того, как тарелка стала совсем пустой, за исключением железных снарядных осколков, вытащенных из мяса, народный контролер пошел искать полковника Иващукина.
Вместе с сытостью пришло к Добрынину желание работать, и работать немедленно.
Иващукина нашел в его комнате-кабинете. Полковник сидел за столом, углубившись в книгу.
Добрынин кашлянул, привлекая внимание.
— А-а! — Иващукин поднял глаза на народного контролера. — Как самочувствие? Проспался?
— Да, в общем-то…
— А позавтракать?
— Спасибо, я уже… Я думаю, надо работать ехать…
— А куда теперь? — поинтересовался полковник. Добрынин пожал плечами.
— Главное, чтобы было что проверять… может, завод какой или фабрика?!
— Ну, этого тут поблизости нету… — Иващукин задумался на минутку, и вдруг его осенило: — Слушай, а давай заготовку пушнины проверишь?
— Давай! — согласился Добрынин.
— Отлично! — улыбнулся командир части. — Поедешь в Бокайгол, там и радиостанция есть, радист Петров сидит. Если что — можешь через него с нами связаться.
— А как я туда доеду?
— Ну, брат, что мы тебя не отвезем, что ли, — развел Руками полковник. — А танк у нас для чего?
Добрынин окончательно успокоился.
— Давай я тебе на карте покажу! — сказал, поднимаясь из-за стола, Иващукин. Карта висела на стене.
— Вот, смотри, здесь мы! — Иващукин ткнул толстым пальцем в красную точку, вокруг которой разливалось сплошное салатное пятно. — А вот тут Бокайгол!
Добрынин, следивший за пальцем полковника, удивился расстоянию, но промолчал.
— Ближе только Хулайба, но ты уже там был! — развел руками Иващукин.
Народный контролер кивнул.
Через полчаса заправленный под завязку танк стоял перед входом в домикштаб. Рядом с боевой машиной переступал с ноги на ногу солдатик-танкист.
Урку-емец сердечно прощался с военными друзьями. Даже прапорщик, самый угрюмый и нелюдимый среди местных военных, и тот пришел обнять Дмитрия Ваплахова.
Добрынин зашел в комнату-казарму забрать свой вещмешок.
Вышел во двор. Глотнул морозного воздуха и потопал к танку, на ходу застегивая подаренный Иващукиным кожух.
Подошли туда и полковник с двумя солдатами, несшими ящик бутылок питьевого спирта.
— Че это? — спросил Добрынин.
— Это Дмитрия хозяйство! — ответил полковник. — Это он честно в карты выиграл! Пригодится в дороге!
Прощание было кратким.
Затащив ящик бутылок в танк, солдаты выбрались наружу, потом в люк спустился Ваплахов, Добрынин и солдат-танкист. Загудела тяжелая машина и поехала, оставив позади военный городок и его обитателей.
Первое время ехали молча. Урку-емец пребывал в грустном настроении — видимо, не хотелось ему покидать военный городок и новых друзей.
Добрынин думал о громадности Родины. О том, что сердце Родины Москва — намного теплее далекого Севера.
Вскоре ему надоело молчать и, вытащив из вещмешка мандат на имя Ваплахова, он протянул документ Дмитрию.
Дмитрий, прочитав свой мандат, просиял.
— Я теперь тоже русским могу быть?!
— Почему? — Добрынин удивился.
— Ну раз я — помощник русского человека Добрынина то я могу тоже русским быть?! — повторил свой невнятный полувопрос-полуутверждение урку-емец.
— Зачем тебе русским быть? Ты же урку-емец!
Слова народного контролера дошли до Дмитрия, и он задумался.
Танк ехал по давно прорубленной в тайге просеке-дороге, оставляя за собой на снегу две полосы гусеничных следов.