Судьба ведет
Шрифт:
– Ох, Катька, Катька! Как тебя только муж терпит за твое легкомыслие? Все-то у тебя легко и просто...
– Ну, мам...
– Ладно. Давай адрес. Некогда мне уже.
– Да мы встретим тебя. Ты только позвони, когда билеты возьмешь, какой у тебя поезд, ладно? Ну, пока.
Тут в трубке зашуршало, и раздался звонкий детский голосок:
– Баба, пиизай! Пока.
– Пока, пока, сладкий мой.
На город уже опускался летний августовский вечер, горячий воздух колыхался в последних лучах заходящего солнца, когда к перрону вокзала подошел поезд дальнего следования. Пассажиры суетливо покидали душные жаркие вагоны, но город встречал их не
"Куда сначала? К ней домой? Если мне повезет, и она окажется по тому же адресу, возможно, мне уже не захочется мстить. Но мне необходимо хотя бы попытаться наказать этих мерзавцев, посмотреть в их полные ужаса глаза, ведь они уверены, что я ничего не знаю об их подлости, уверены, что я никогда не вернусь сюда. Надо нарушить их благополучное существование, хотя бы своим появлением".
Альгис, а это был он, уже немного поостыл в своей ненависти и, конечно, никого убивать не собирался. Но он понимал, что одно его появление перед его жестокими, но трусливыми, врагами внесет в их жизнь ужас разоблачения и последующей за этим расплаты. От этого удовольствия он отказываться не хотел. Потому, приняв решение, он шагнул на ступени трамвая.
До бывшего его дома он добрался, когда на город уже опускались сумерки. Особняк стоял все на том же месте, но выглядел после евроремонта гораздо лучше, чем двадцать пять лет назад. Его окружал забор, в виде резной чугунной ограды, с большими воротами для въезда транспорта на территорию двора и с будкой охраны, прилепившейся к воротам. Альгис подошел к будке и позвонил. В двери показался здоровенный, кажущийся квадратным из-за коротких ног, с бычьей шеей и бритой головой, парень лет двадцати пяти - двадцати восьми, в форменной одежде охранника, и уставился на посетителя. Альгис оценивающе посмотрел на охранника и решил, что, в случае необходимости, вырубить его сумеет.
– Че те, мужик?
– разлепил свои толстые губы охранник.
Альгис не любил подобного к себе обращения и напрягся, но сдержался и миролюбиво сказал:
– Да тут раньше мои родственники жили, главный инженер Мажуга с дочерью.
– Ну-у, мужик, - протянул парень, расслабившись, - ты бы еще купца какого-нибудь спросил. Тут уж давно никто не живет, я уж и не помню когда, - и уже совсем доверительно добавил: - Я помню, тут сначала какой-то офис был, а лет пять назад гостиницу заводскую сделали. Но тут только элитные гости живут, из министерства там или еще откуда. А ты давно у нас не был, что ли?
– Давно. Двадцать пять лет.
– Сидел, что ли?
– Нет, - усмехнулся Альгис.
– Воевал.
– А-а. В Чечне?
– Нет, дальше.
Охранник подозрительно посмотрел на Альгиса, переваривая заплывшими от безделья и
– и, наконец, вспомнив, что воевали в Югославии, произнес: "Ага", и больше уже думать ему не хотелось.
– А может, ты слыхал, куда бывшие хозяева переселились?
– спросил Альгис.
– Не. Не слыхал, - и вдруг спохватился, будто что-то вспомнил: - Так, ты бывшего главного инженера ищешь?
– Да, да...
– Дак помер он. Года три назад хоронили. Я не из этого района, я с Малаховки, - объяснил парень, - а то б можа, родители мои его знали, а так... больше ничем помочь не могу. Ты, отец, на завод сходи, можа, там больше знают, - уже совсем по-дружески закончил он.
– Спасибо, сынок. Извини, что побеспокоил.
– Да, ниче. Ты заходи, ежели не найдешь. Можа, я че узнаю...
– Хорошо. Спасибо. Спокойного тебе дежурства.
– Ага. Давай, - охранник махнул рукой и, нехотя, вернулся в духоту своей будки.
Пока Альгис беседовал с охранником, уже совсем стемнело, в небе зажглись яркие южные звезды, но луна еще не взошла. В воздухе от реки, протекавшей поблизости, потянуло свежим ветерком. На деревьях ожили листья и слегка зашелестели, зажужжали прятавшиеся от дневной жары комары, а на их охоту вылетели летучие мыши, стремительно рассекая плотный у земли воздух. Альгис быстро зашагал знакомыми улицами к дому, где раньше жила его Марго, отмечая про себя, что улицы в этом районе мало изменились, потому дорогу к ее дому он мог бы найти и с закрытыми глазами. Он шел и думал, что он ей скажет, если она живет все еще там, что ответит она. Ему представлялось, как она замрет в немом удивлении, всплеснет руками, а потом бросится к нему на шею, смеясь и плача. Ему очень этого хотелось, и он все убыстрял и убыстрял шаги, а, подойдя к старенькой пятиэтажке, уже бегом через две-три ступеньки, взлетел на четвертый этаж. У знакомой двери он остановился, переводя дыхание и успокаивая бешено колотившееся сердце. Простояв так с минуту, он, наконец, поднял руку и нажал звонок. Тотчас за дверью раздались бегущие маленькие шажки, и звонкий детский голосок прозвенел откуда-то у самого пола:
– Кто там? Баба, баба, кто там...
Через некоторое время послышались шаги уже взрослого человека, затихли у двери (по всей видимости, его рассматривали в глазок), а затем послышался звук открываемого замка. Сердце Альгиса замерло. В приоткрытую дверь, выглянула женщина лет сорока - сорока пяти, с короткой стрижкой рыжих волос, в очках, в летнем открытом сарафане, из-за ее ноги выглядывал трехлетний мальчик в одних трусиках с озорными любопытными глазенками.
– Вам кого?
– спросила женщина, внимательно разглядывая Альгиса.
Его охватило смятение: ее цвет волос, возраст, рост, - но она ли? Он осторожно спросил:
– Здесь раньше жили Пономаревы...
– и он замер, ожидая, что женщина распахнет дверь, и... все будет так, как ему мечталось.
– Нет. Здесь таких нет. Мы недавно купили эту квартиру, но не у Пономаревых, - и она попыталась закрыть дверь.
– Постойте, - в отчаянии Альгис остановил дверь рукой.
– Вы не подскажите, кто в этом доме живет уже давно? Может, они что-то знают о Пономаревых?
– Не знаю. И не держите дверь, - женщина всем телом навалилась на нее, пытаясь закрыть, на ее лице появился испуг.
– Я милицию вызову.
Альгис опустил руку, дверь моментально захлопнулась. Он стоял на площадке, потирал виски, стараясь сосредоточиться, что ж ему делать дальше.
В это время послышался скрежет открываемого замка двери напротив, в приоткрывшуюся щель высунулась голова сухонькой маленькой старушки с выцветшими глазами и старым дешевым гребнем в стриженных седых волосах.