Судьба. Книга 1
Шрифт:
— А вот какой случай был: зашли пророк наш, да будет над ним благословение аллаха, — зашли они в гости к двум братьям. У старшего борода черным-черна, а у младшего, как солончак белая. Почему такое несоответствие? А старший брат, ничего не говоря, посылает жену в сарайчик за арбузом. Приносит она. «Это плохой арбуз, неси другой». Снова приносит и снова муж говорит, что не тот. Семь раз ходила женщина в сарайчик! Тогда, не посчитав за труд, пророк наш Мухаммед, — да будет над ним святость его, — сами пошли в сарайчик и видят: лежит там один единственный арбуз. Его женщина и носит всё время, не желая огорчать мужа. «Вот потому моя борода до старости черна», —
Ишан Сеидахмед старался недаром. Пару откормленных волов пригнал ему Бекмурад-бай «на богоугодные дела» и обещал ещё на мечеть пожертвовать сребром. «Только уж вы, ишан-ага, повлияйте на невестку талисманами своими, молитвами или ещё чем». И ишан влиял, всеми мерами стараясь охладить стремление девушки вернуться к отцу с матерью, внушал покорность к Аманмураду. Он частенько вспоминал мост Сырат, по которому правоверные добираются до врат рая. Тоньше волоса и острее ножа мост, и только истинным праведникам дано его перейти. А кто грешил перед богом, тот свалится с моста, разрезанный на две половинки, и будут его терзать адские змеи и скорпионы, жечь огонь неугасимый.
Впечатлительная натура Узук постепенно поддавалась умелому внушению. Уже больше месяца жила она в доме ишана, и с каждым днём всё глубже, словно корни селина, проникали в её душу кошмарные образы, рождённые рассказами ишана, высасывали соки жизни, как растение — влагу. Девушка приходила к убеждению, что она неисправимая грешница и что в рай она не попадёт, а будет гореть и мучиться в аду. Часто ночами ей снился страшный мост Сырат, она видела себя идущей по мосту и реально ощущала боль, когда мост, впиваясь ей в ступни ног, разрезал её надвое. Она видела, как падают две её половинки, одна — в бушующее пламя, другая — в бурный, клокочущий поток. Узук с криком просыпалась, пугая спящую с ней в кибитке младшую жену ишана, и долго тряслась всем телом от страха, не в силах уснуть.
Естественно, что всё пережитое, усугублённое вдобавок рассказами ишана, не могло не отразиться на её здоровье. Она побледнела, похудела, черты лица её заострились, часто головокружение валило её с ног и неодолимая слабость надолго приковывала к постели. Последнее время Узук начала заговариваться. Она металась с бессвязными криками, не узнавая окружающих, впадала в обморочное состояние. В таких случаях ишан Сеидахмед читал над ней молитвы и писал заклинания на талисманах.
Однажды ночью, когда он уже собирался ложиться спать, к нему в келью ворвалась перепуганная Огульнязик, младшая жена.
— Идите скорее туда! Гелин умирает!..
Испуганный ишан затрусил вслед за женой.
Узук лежала без сознания. Ишан присел к её изголовью, подслеповато вглядываясь в лицо девушки, послал жену принести коран.
Однако тревога оказалась напрасной — это был лишь один из обычных за последние дни припадков. Вскоре на бледных щеках Узук проступил румянец, глубокий вздох приподнял груди — по-девичьи небольшие, они молочно белели в распахнутом вырезе платья, которое Огульнязик впопыхах забыла застегнуть.
У ишана внезапно пропала слюна. Он воровато глянул на дверь, облизнул сухим языком холодные шершавые губы и провёл рукой по груди девушки. Упругое тепло молодого тела бросило старика в дрожь.
— Как себя… чувствуете… гелин?
Узук медленно открыла глаза — словно мешхедские черносливины влажно блеснули на белом жире. Пунцовые губы дрогнули, как собирающийся раскрыться бутон розы, — и белоснежные сосунки-ягнята, сгрудившись, несмело выглянули из загона. Ишан совсем потерял голову.
Приходя в себя, Узук с трудом соображала, где она и что с ней. Кто, например, этот трясущийся старец с пустым, остановившимся взглядом безумного?.. Дальнейшее окончательно привело Узук в чувство. Она всё поняла и, напрягаясь, попыталась сбросить навалившегося на неё ишана. Однако, обессиленная припадком, не смогла одолеть хрипящего от вожделев ния старца. Тогда она выпростала руки и вцепилась ему в лицо. Ишан тонко, словно тушканчик, пискнул и откатился в сторону. Негодующая Узук поднялась, оправляя платье, готовая до конца защищаться. Но на неё уже никто не посягал — ишан охал и размазывал ладонями по лицу кровь.
Разыскивая коран, Огульнязик немного замешкалась, но успела увидеть почти всю эту сцену. Ошеломлённая такой прытью мужа, она несколько мгновении стояла неподвижно на пороге. Потом вознамерилась схватить старика за бороду и задать ему жестокую выволочку. Но всё произошло очень быстро, Огульнязик не успела вмешаться. Тогда она тихо отступила в темноту и встретила ишана на полпути к его келье.
— За смертью тебя посылать! — плачущим голосом сказал ишан, вырывая у неё из рук коран. — Где ходила? Иди… в кибитку — оправилась уже эта… гостья!
Что сказала мужу Огульнязик и почему не было скандала, мы не знаем. Знаем только, что ишан несколько дней не показывался из своей кельи, пряча от прихожан и паломников слишком уж красноречивые царапины на своём «святом» лице. А Узук долго, с горечью, похожей на тонкую, готовую оборваться шелковинку, думала о случившемся. Почтенный старый человек, святой учитель, служитель аллаха оказался таким же подлым и грязным, как все остальные. Она чуть ли не молилась ему, звала его на помощь в своих ночных кошмарах, а теперь?.. «Все шакалы одинаково воют», — вспомнилось ей, но облегчения не было. Жизнь походила на грязную, полную разлагающихся отбросов помойную яму. Жить становилось совсем невмоготу…
Две старые женщины, не спеша, ехали верхом на ишаках. И также неторопливо разговаривали. Длинный путь остался за их спиной, плотным слоем рыжеватой лёссовой пыли осел на их пуренджиках и на спинах животных.
— Вон башня Сеидахмеда-ага, быть мне его жертвой! — внезапно воскликнула одна из женщин. Ока протянула обе руки в сторону виднеющейся над деревьями башни метджида [41] , молитвенным жестом поднесла их к лицу.
Вторая женщина, вглядываясь, подтвердила:
41
Метджид — мечеть и школа при ней.