Судьба. На острие меча
Шрифт:
То, что они всё же на это отважатся, я не ожидала, ну, никак. Но братья поджидали нас на очередном повороте, перегородив дорогу повозкой и вооружившись огромными, похоже только что выломанными дубинами. У того, что помладше, в руке ещё посвёркивал небольшой плотницкий топорик.
— Тпру, — Клась бросился к нашим лошадям и схватив за уздечки, остановил. Старший, пока ещё не подходя близко, грозился дубиной.
— А ну-кась вы слазьте с телеги! — приказал младший, обвязывая, нарочно отпущенными Тёрмом вожжами ствол ближайшего дерева.
— С чего это нам слазить-то? —
Мы покорно слезли с телеги. Тёрм бросил на землю хлыст и теперь внимательно поглядывал по сторонам. Ни я, ни он не были уверены, что проигрывающий деньги крестьянин — не специально нацепленная маска. Вдруг оба братика давние и успешные грабители? Поэтому спешить и раскрывать свои карты пока не стоило. У братьев могли быть и сидящие по кустам сообщники.
— Лехайн, ну-кась посторожи, а я покуда осмотрю их пожитки, — скомандовал младшенький и, настороженно зыркая по сторонам, направился к нашей телеге. Когда он приблизился, я окончательно убедилась, что к бывалым разбойникам он себя причислить не мог. Ещё бы, если бы я захотела, то могла бы свернуть ему голову в один миг, как курёнку. А он, не подозревая о грозящей ему опасности, важно прошествовал мимо нас, по пути пнув под колено запнувшегося ногами о земляной бугорок — где он только его нашёл? — упавшего и тут же заревевшего Ластика, и оттолкнув плечом Тёрма. Он ничего не боялся: два здоровенных мужика против измождённого худого лавочника с женой и маленькими детьми… Он был уверен в своём превосходстве.
— Отошли от телеги, отошли подальше, — Лехайн оказался более предусмотрительным. Держа дубину наготове, он встал между мной и братом. Тёрм, до того вышедший чуть вперёд, автоматически оказался за моей спиной. Клась тем временем уже гремел нашей посудой. Я решила действовать, когда он доберётся до сумы с оружием. Нет, конечно, можно было б его утихомирить и раньше, но мне просто стала интересна реакция «разбойничка». Тёрм похрустывал костяшками пальцев и похоже вмешиваться пока тоже не собирался. Гномиха благоразумно помалкивала, и лишь Ластик во всю веселился. Сквозь визгливо-плачущие нотки в криках и всхлипах "моего мальчика" явно прорывались смешки. Чёртов гном, закрыв лицо руками, ржал в предвкушении представления.
— Вот подфартило, так подфартило, — младший брат вертел в руках наш котёл. Бронзовые бока сверкали на солнце сусальным золотом, — гномья работа, не подгорит и не закоптится. Тысяч пять фенфинов стоит.
— Да ну… — засомневался осторожный Лехайн, — за какую-то посудину пять тысяч. Брешешь поди…
— Я те что собака цепная, чтобы брехать? Я свою честь блюду. Разве ж я от проигрыша своего когда отказывался?
— Но ведь это… того… ведь это я его всегда выплачивал…
— Дак оно всё едино, не отказывался же?
— Ну, если так…
— Вот и верь мне. Котел старьевщику продадим и заживём. Коней себе заберём, телегу в овраг загоним.
— А с этими что? Что так пешком и пойдут?
— Да ты что белены объелся? Совсем из ума выжил. Куда пойдут? Зачем? На нас ищеек натравливать?! Кончать их будем. Свидетели нам не нужны.
— Да ты что, Клась? Нешто можно так-то?
— Я ж сказал, — младший брат был непреклонен, — свидетели
Старший брат приумолк, но я чувствовала, что он еще борется с собственными слабостями.
— А может шут его с товаром-то? Пущай себе едут? А долги я твои отработаю, ей богу отработаю…
— Да ты шо? От таких деньжищ отказаться хочешь?
— Так ить смертоубийство это, детки ж малые…
— Знать судьба их такая, а судьбу сам знаешь, не изменить.
— Не изменить значит? — я криво улыбнулась и, медленно засучивая рукава, едва уловимым движением руки остановила уже было шагнувшего вперёд Тёрма, — значит, судьбу изменить не дано, да? — злоба на этого прожигателя жизни меня так и разбирала.
— Ага, — довольно осклабился этот негодяй. Он ещё не понял на кого напоролся, зато второй действительно оказался сообразительным: старший брат медленно пятился назад к телеге, не замечая, что там его уже ждёт слегка преобразившийся Ластик. Когда гном перестал ржать и забрался в телегу, даже я не заметила, но сейчас в каждой его руке было по острому мечу, в зубах зажат кривой кухонный нож, а в довершение всего правый глаз завязан узкой чёрной повязкой. Лехайн стал поворачиваться, чтобы пуститься на утек, да так и застыл в полуобороте — острый конец меча уперся в его подбородок, он хотел заорать, но плавное движение из стороны в сторону, совершаемое вторым мечом ясно дало ему понять, что этого делать не стоит.
— Гляди, братан, как я их рубить буду, — Клась широко замахнулся топором и, охнув от моего удара, с разинутым, как у рыбы ртом, начал опускаться на землю. Мигом потяжелевший топор вывалился из ослабевших рук. Я схватила негодяя за чупрун и слегка поватузила по траве. Затем подняла брошенный на землю хлыст и от души врезала негодяю по заднице. Вой поднялся неописуемый, но если любитель дармовщинки надеялся меня этим разжалобить, то он ошибался.
— Спаси-ите, люди добрые, — Клась попытался выскользнуть и убежать, но тяжелая нога Тёрма припечатала начинающего душегуба к земле и удерживала до тех пор, пока он не перестал трепыхаться и лишь только беспомощно поскуливал и подвывал при каждом моём ударе.
— Ну что, как тебе судьба? — уточнила я, носком туфли приподняв его подбородок.
— Пощадите! — на него было жалко смотреть, слезы намыли на грязных щеках целые дорожки, губы дрожали, а зубы постукивали так, что в пору было пуститься в пляс.
— Убейте меня! — невероятным образом извернувшись при этом, исцарапав горло о приставленный к нему меч, старший брат бросился мне в ноги, — прошу пощадите. Это я. Я во всём виноват. Не доглядел, не воспитал, баловал.
— Баловал, — охотно подтвердил младший, — он и виноват, его и убейте.
— Убьем, — спокойно согласился Тёрм, и даже мне от его спокойствия стало не по себе, — обоих убьём.
— Жалко, — Ластик так же спокойно стирал капельку крови с острия меча.
— Жалко — не жалко, а уж такая у них судьба, — уж эти-то два прохиндея понимали друг друга с полуслова.
— Да, судьбу не изменишь, — я тоже решила включиться в эту игру, — придётся убить.
— Да, мамочка, нам свидетели ни к чему, да и их лошади нам не помешают, — по-доброму улыбаясь, Ластик протянул мне меч.