Судьбы наших детей (сборник)
Шрифт:
158) Дядька, скотина сумасшедшая, я люблю тебя. Ты замечательный парень. Когда твоя маленькая семья будет в сборе, угони космический корабль и отправься в какое-нибудь мирное и красивое место, где не нужно глотать шарики, чтобы выжить. Прихвати с собой Стоуни. А когда обживетесь, попробуйте докопаться — кто и зачем все это выдумал.
Все, что оставалось Дядьке, — это прочесть подпись.
Подпись была на отдельном листе.
Прежде чем перевернуть страницу, Дядька попытался представить себе внешность и характер автора письма. Это бесстрашный человек. Он так любит правду, что готов подвергнуться
Дядька вообразил себе автора письма необыкновенным старцем могучего сложения, с белой бородой.
Потом перевернул страницу и прочитал подпись.
Искренне твой, стояло над подписью.
Сама подпись занимала почти целую страницу.
Это были печатные буквы в шесть дюймов высотой и в два дюйма шириной. Черные, неуклюжие буквы, словно написанные ребенком.
Подпись была такая:
Это была подпись Дядьки.
Героем, написавшим это письмо, был Дядька.
Дядька написал самому себе это письмо перед тем, как ему вычистили память. Это была литература в лучшем смысле слова, так как она сделала Дядьку наблюдательным, смелым и внутренне свободным. Она сделала его героем в собственных глазах в самое тяжелое время.
Дядька не знал, что человек, которого он задушил у столба, был его лучший друг Стоуни Стивенсон. Если бы он узнал, то покончил бы с собой. Но судьба на долгие годы оградила его от осознания этого страшного поступка.
Когда Дядька вернулся в барак, уши ему резанул визг точильных машин. Все точили кинжалы и штыки. И все улыбались, одинаково — как покорные бараны, которые, если прикажут, с радостью пойдут убивать.
Только что был получен приказ срочно готовиться к посадке на космические корабли.
Война с Землей началась.
Ударные части марсианских имперских десантников уже уничтожили все сооружения землян на Луне.
Ракетные батареи десантников, ведущие огонь с Луны, подвергли крупнейшие города землян адскому обстрелу.
И для тех, кто находился в этом аду на Земле, марсианское радио непрерывно передавало песенку, от которой можно было рехнуться:
Черный человек, белый человек, желтый человек — сдавайся или умри! Черный человек, белый человек, желтый человек — сдавайся или умри!Дезертир
Я не могу понять, почему немецкая лапта не входит в программу и не является основным видом спорта на Олимпийских играх.
Это был марш-бросок в шесть миль, от военного лагеря до равнины, где располагался космофлот. Маршрут пролегал через северо-западную окраину Фебы, единственного города на Марсе.
Население Фебы, согласно «Карманной истории Марса» Уинстона Найлза Рамфорда, составляло восемьдесят семь тысяч человек. Все и всё в Фебе было подчинено войне. Основная масса рабочих в Фебе управлялась точно так же, как солдаты, — посредством вмонтированных в черепные коробки антенн.
Рота Дядьки маршировала в составе полка через северо-западную окраину Фебы
Они маршировали, и пели, и топали в такт кованными железом ботинками по железным улицам. Песня была кровожадная:
Ужас, горе, уничтожение — Хап-тап-трап-фо! Постигнет земное население! Хап-тап-трап-фо! Земля — в огне! Земля — в цепях! Хап-тап-трап-фо! Мы сломим дух землян! Расколем черепа! Хап-тап-трап-фо! Кричите! Тап-трап-фо! Страдайте! Тап-трап-фо! Умрите! Тап-трап-фо! Смеееееееееееееерть!Фабрики Фебы продолжали работать на полную мощность. Никто не выбегал на улицы поглазеть на шагающих с песней героев. Окна подмигивали ослепительными вспышками света. Дверной проем выплевывал снопы брызг и желтый дым от льющегося металла. Скрежет шлифовальных колес заглушал солдатскую песню.
Три летающие тарелки, голубые разведывательные корабли, плавно скользили над городом, издавая приятные воркующие звуки, подобно поющим волчкам. «Гууу-лююю», — казалось, пели они, отрываясь все выше от сферической поверхности Марса. В мгновение ока они уже мерцали где-то в необозримом космическом пространстве.
— Ужас, горе, уничтожение! — в такт барабанам орали солдаты.
Но один солдат только шевелил губами, не произнося ни звука. Этим солдатом был Дядька.
Дядька шагал предпоследним в головной колонне своей роты.
Следом за ним шел Боуэз, и под его взглядом затылок Дядьки нестерпимо зудел. Боуэз и Дядька несли вдвоем длинную трубу 6-дюймовой осадной мортиры, связавшей их, точно сиамских близнецов.
— Умрите! Тап-трап-фо! Смееееееееееееееерть! — ревели вокруг.
— Дядька, старина… — начал Боуэз.
— Чего тебе, браток? — рассеянно отозвался Дядька. Вместе с прочим военным снаряжением у него была запрятана боевая ручная граната. Предохранительную чеку он уже выдернул. Оставалось только бросить гранату, и она взорвется через три секунды.
— Я постарался, чтобы мы неплохо устроились, браток, — сказал Боуэз. — Старина Боуэз всегда заботится о своем напарнике, верно, браток?
— Само собой, браток, — ответил Дядька.
Боуэз устроил так, что во время атаки они с Дядькой будут находиться на базовом ротном корабле. Корабль этот, по существу, не был боевым. На его борту могли разместиться только два человека, а остальное свободное пространство отводилось под конфеты, спортивный инвентарь, музыкальные записи, консервированную ветчину, настольные игры, шарики БДП, прохладительные напитки, Библии, почтовую бумагу, бритвенные приборы, гладильные доски и прочие предметы, способствующие поднятию боевого духа.
— Не так уж плохо для начала оказаться на таком корабле, а, приятель?
— Да, повезло нам, браток, — отозвался Дядька. Он только что швырнул гранату в канализационный люк, мимо которого они проходили.
Прогремел сильный взрыв.
Солдаты ничком попадали на мостовую.
Боуэз, как подлинный командир, первым приподнял голову. Увидев извергающиеся из люка клубы дыма, он решил, что, должно быть, взорвался канализационный газ.
Боуэз сунул руку в карман и нажал кнопку, передав своей роте сигнал встать.