Судьбы великих
Шрифт:
Почему же социализм пришелся по душе россиянам? По Достоевскому, он возник как поправка к христианству «и улучшение последнего, сообразно веку и цивилизации», поэтому захватил «сердца и умы многих во имя какого-то великодушия». И стало: вместо креста — пятиконечная звезда; вместо Христа — Ленин, Сталин и так далее… Действительно, марксизм в России был воспринят как новая религия, и не только простым народом. В 1922 году Ленин писал о членах Политбюро как о большевиках, не разбирающихся в марксизме.
Не обошлось здесь и без гордыни человеческой. «Злой дух, — писал Федор Михайлович, — несет с собою страстную веру, а, стало быть, действует не одним параличом отрицания и соблазном самых положительных обещаний: он несет новую антихристианскую веру, стало быть, новые нравственные начала обществу,
Как и все русские пророки, Федор Михайлович выделял Россию из общего ряда. Исследователь творчества Достоевского Карен Степанян по поводу отношений Европы и России так прокомментировал написанное классиком: «Достоевский надеялся, что торжество материального начала и приход «злого духа» осуществится на Западе, что русский народ устоит перед разрушительным действием этих процессов. Слияние сословий совершается и свершится у нас «мирно», ибо, «если и есть разногласия, то они только внешние, временные, случайные, легко устранимые и не имеющие корней в почве нашей… Лишь Россия заключает в себе начало разрешить всеевропейский роковой вопрос низшей братии без боя и без крови, без ненависти и зла…»» Достоевский предвидел будущее развитие исторических процессов: произойдет серия кровавых катаклизмов, которая охватит всю Европу. «Но никогда, может быть, — пишет Достоевский, — Европа не была ближе именно к такому перевороту и переделке территорий, как в наше время… Тогда все рухнет об Россию, тогда мы должны быть целы и выставить православие».
Глава 4
ИСКУШЕНИЕ ГОГОЛЯ
Осознание ответственности таланта за собственное предназначение привело Николая Васильевича Гоголя к убеждению, что ему дано смотреть на людские пороки и достоинства свыше, и его гений обязан реализовать все это в слове.
Гоголь как величина в представлении не нуждается. С его творчеством нас знакомят еще в школе. Пушкин настолько ценил Николая Васильевича, что подарил ему сюжет «Ревизора» и идею «Мертвых душ». Булгаков почитал его за учителя. И, вероятно, не найдется ни одного человека в России, который относился бы к Гоголю равнодушно.
Но, как и любую звезду, Гоголя даже после смерти «достают» поклонники: они ухитряются покопаться в его могиле, чтобы разглядеть, не содрана ли обшивка с гроба, не похоронили ли писателя живьем: лежит ли его скелет ровно или повернут набок. А кто-то и вовсе, говорят, выкрал из захоронения череп гения.
Но не только останки Гоголя не дают покоя его «почитателям»: они пытаются перекроить его мировоззрение, «подправив» «Тараса Бульбу», осовременив постановки его пьес до такой степени, что авторство становится неузнаваемым, ну и так далее.
Прошло больше 150 лет со дня смерти Гоголя, а страсти вокруг его личности, его судьбы и его произведений все не утихают. Словно сами силы тьмы борются за его имя, напоминая нам о себе.
Даже с учетом того времени, в котором жил Гоголь (1809–1852), к вере он относился странно, испытывал мучительный страх перед загробным миром и пытался избыть этот страх словом, создав «Пропавшую грамоту», «Вия», «Майскую ночь, или Утопленницу», «Сорочинскую ярмарку» и другие подобные произведения.
Гоголь был первым ребенком в семье, а всего в ней родились шесть мальчиков и шесть девочек. Выжили немногие, что матерью Коли, Марией Ивановной, естественно, сильно переживалось.
В роду Гоголя были православные священники, Мария Ивановна же отличалась скорее языческим
Однако было в его детстве и немало самых серьезных страхов. Гоголь вспоминает один случай из собственной жизни: «Было мне лет пять. Я сидел один в Васильевке. Отец и мать ушли… Спускались сумерки. Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов. В ушах шумело, что-то надвигалось и уходило куда-то. Верите ли, мне тогда уже казалось, что стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность. Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я видел, как она, мяукая, осторожно кралась ко мне. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, и зеленые глаза искрились недобрым светом. Мне стало жутко. Я вскарабкался на диван и прижался к стене. «Киса, киса», — пробормотал я и, желая ободрить себя, соскочил и, схвативши кошку, легко отдавшуюся мне в руки, побежал в сад, где бросил ее в пруд и несколько раз, когда она старалась выплыть и выйти на берег, отталкивал ее шестом. Мне было страшно, я дрожал, а в то же время чувствовал какое-то удовлетворение, может быть, месть за то, что она меня испугала. Но когда она утонула, и последние круги на воде разбежались, водворились полный покой и тишина, мне вдруг стало ужасно жалко «кисы». Я почувствовал угрызения совести. Мне казалось, что я утопил человека. Я страшно плакал и успокоился только тогда, когда отец, которому я признался в поступке своем, меня высек».
Очевидно, «зародыш писателя» в Гоголе не только отрефлексировал неосознанно жестокий поступок, но и заставил Колю невероятно переживать и казнить себя. Скорее всего, именно этот случай из детства навеял Гоголю эпизод с мачехой, обернувшейся черной кошкой, которой панночка перерубила лапу («Майская ночь, или Утопленница»).
Любой гений желает быть понят своими современниками. Гоголь в этом смысле не был исключением.
В своей статье «Несколько слов о Пушкине» (1834 год) Николай Васильевич обращал внимание на то, что «суд» зрителей над его детскими рисунками был для него мучителен: «…В детстве мне было досадно слышать такой суд, но после я из него извлек мудрость: знать что нравится, а что не нравится толпе…» Именно знание и изучение вкусов читателей, чему Гоголь уделял немало времени, наряду с писательской гениальностью и позволили Николаю Васильевичу достичь оглушительного писательского успеха.
Приехав в Петербург, Гоголь неожиданно для себя почувствовал здесь атмосферу глубокого интереса к украинской культуре. Он сообщает матери, что «…в Петербурге занимает всех все малороссийское», и просит ее припомнить как можно больше деталей «малороссийской жизни» для «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Повести, будучи изданными, получают засуженные похвалы не только читателей и критиков, но и самого Пушкина.
Гоголь пишет «Миргород», «Петербургские повести», пьесы, поэму «Мертвые души» — некоторые критики до сих пор считают ее наиболее точным проникновением в русский характер. Второй том «Мертвых душ» не мог быть хуже первого! А скандалы, распространяющиеся вокруг поэмы, ранили тонкую внутреннюю организацию Гоголя. Страхи навалились с новой силой, к тому же душевному спокойствию не содействовали тяжелый писательский труд, собственные колебания, давление общественного мнения. Единственное, в чем Гоголь не сомневается, — в силе своего слова.