Судьбы
Шрифт:
Люк замолчал. Он практически чувствовал запах того леса, мха и красной земли, запах животных и растений, и того густого лимонного напитка, который он пыхтя тащил всю дорогу.
– Стоило? – спросила Коринфия.
– Что? – он почти забыл про неё.
– Поход стоил того?
Он улыбнулся. Было такое ощущение, что с этих пор он всегда улыбался:
– Стоил.
Коринфия придвинулась чуть ближе. Внезапно Люк остро ощутил пространство между ними – едва ли дюйм разделял их руки. – Вы по-прежнему ходите
– Нет, не навсегда. С тех пор, как мама ушла. – Слова вылетели прежде, чем он успел остановить их. Он никогда никому не говорил о своей матери. Только он, Жас и папа знали правду.
– А что случилось? – Коринфия обняла прижатые к груди колени, при это случайно задев его руку. Ее пальцы были такие маленькие, такие изящные, ее без лака ногти походили на маленькие ракушки. Ему захотелось переплести её пальцы со своими и держать до тех пор пока не остановится это глупое жжение в груди.
Коринфия сказала:
– Если не хочешь говорить -не говори. Всё нормально.
Люк сделал глубокий вдох. Это была проблема. Он хочет.
– Мы думали, что она вернется, – выпалил он, и тут же почувствовал, что кричит. Нет, его голос был глухим, потухшим, словно он кричал все время – все десять лет, с тех пор как она ушла. Это была грустная, печальная правда. В течение многих лет, после того как она ушла, Люк, его папа, даже Жас – все они верили, что она вернется домой. Каждый год, в течение четырех лет, Люк носил свитер, подаренный ею на Рождество, в школу на день фотографии, даже после того, как он стал слишком мал. На случай, если она вдруг вернётся и захочет сделать фотографии.
Люку был всего семь, когда она ушла, но он помнил тот день до мелочей.
– Скоро вернусь, – сказала она, перекинула через руку свою сумку из ондатровой кожи, подкурила сигарету. Приторный запах гвоздики держался в воздухе ещё нескольких дней, после того как она ушла.
Он смотрел, как она спускается с крыльца, ее желтое хлопковое платье на солнце выглядело тусклым. Тёмные волосы со светлыми проблесками давнишней покраски схвачены в неопрятный хвост.
Она в последний раз посмотрела через плечо, но рукой не махнула.
Они с Жас несколько часов ждали её возвращения.
В конце концов, Жас проголодалась. Она сидела посреди игровой комнаты и плакала. Люк подошел к серванту – он знал, что Жасмин любит крекеры, но они были слишком высоко. Залезать на столешницу не разрешалось, поэтому он ручкой метлы сбил коробку с полки. Когда она упала, поломанные кусочки крекеров рассыпались по кухонному полу.
Маленькая, с кудрявыми волосами, Жасмин в ползунках начала есть крекеры прямо с пола. Через некоторое время Люк присоединился к ней и стал собирать из осколков крекера головоломку. Она рассмеялась новой игре, и вместе они провели вечер прямо на линолеуме.
Когда отец вернулся в ту ночь домой и обнаружил
– Она умерла. – Он никогда не говорил этих слов. – Моя мама умерла. – Глаза защипало. Дым...
Коринфия сидела так тихо, что он подумал, может быть, она не услышала. Но затем она дотянулась, очень медленно, и положил свою руку поверх его. Сейчас её руки были теплыми. Люк сглотнул комок в горле.
– Мне очень жаль, – сказала она запинаясь, будто эти слова ей тоже были незнакомы.
Люк откашлялся:
– Да, ну, такова жизнь. – Он отнял от неё руку, внезапно почувствовав себя неловко. – А как насчет тебя? Мать? Отец? Сестры, братья?
Коринфия покачала головой.
– У нас нет семей, – сказал она. – У меня действительно были сестры, но это не так как в вашем мире. – Коринфия закусила губу. – Тем не менее, я скучаю по ним.
Ваш мир. Слова напомнили Люку, что Коринфия была другой, что он не знает, кто она. Он хотел попросить ее рассказать, но понял, что не может. Он почти боялся того, что она может сказать. Он не был готов к тому, что если девушка признается что она не человек.
Но он также понимал, что у него с Коринфией есть нечто общее – Коринфия хотела домой. Она хотела вернуться. Люк знал это чувство.
– Так почему ты ушла? – спросил Люк.
– Я не уходила. Я... я совершила ошибку. – Её голос дрогнул и ему пришлось прислушаться, чтобы расслышать её ответ сквозь треск огня. Она вдруг показалась совершенно потерянной. Ему захотелось обнять её и защитить.
– Какую ошибку? – спросил он вместо этого.
Она быстро посмотрела на него, затем вновь отвернулась к огню:
– Тебе не понять.
Люк удержал себя от того, чтобы не закатить глаза. – Попробуй,- сказал он. Он знал всё об ошибках. Боже, посмотрите на его мать. Его сестру. Чёрт, даже он был сыт по горло своими провалами. В первый год в Бей Сан, его чуть было не выгнали из команды. Один из противников сбил его с ног – нарочно, Люк был в этом уверен – и внезапно вдруг его охватила слепая ярость. Он даже не знал, что делал, ничего не помнил до того момента, пока тренер не оттащил его назад, и он не увидел, что нос того парня был в крови.
– Я сделала что-то, чего никто не совершал раньше. Что-то ужасное.- Она снова пододвинулась. Теперь их колени и бёдра соприкасались. У него возникло жгучее, безумное желание обнять её, но, на этот раз, у него не было оправдания. Она больше не дрожала.
Он придвинулся, чтобы откинуться назад и поместить руку прямо позади неё, этого было достаточно, чтобы почувствовать жар её тела и защитить её от холода. И снова появился тот запах. Цветы. Казалось, он становился насыщенней, казалось, что по мере того как она согревалась, её кожа выдыхала его.