Судный день для губернатора
Шрифт:
– Тогда уж сразу бутылку возьмем, чтобы лишний раз тебя не беспокоить. Пить так пить, – махнул рукой капитан. – Верно говорю?
– Это как раз из тех немногих случаев, когда я с тобой полностью согласен, – отозвался майор.
Получив заказ, Шмаков с Лебедько устроились за угловым столиком – там, где было не так светло и не так долбила по ушам приторная попса. Народа в зале было немного: двое каких-то мужиков с борсетками, неспешно потягивающих растворимый кофе, и трое шумных девиц, попивающих красное вино – судя по стопке конспектов
Майор и капитан начали с пива. Крепкое, поверх выпитой водки оно сразу же вдарило по мозгам. Затем взялись за «беленькую». Шмаков и Лебедько поглощали ее мелкими глотками. И когда пузырь опустел наполовину, им обоим стало настолько хорошо, что уже не хотелось ни о чем думать. Просто сидели и тупо молчали.
Но капитан не собирался сдавать, это была лишь передышка – вновь разлил граммов по пятьдесят, приподнял стакан. Но так и не нашелся за что выпить. А вот майор произнес:
– Ну, чтоб Евсеев передумал, и как можно скорее, – после чего влил водку в горло и, наколов вилкой огурчик-корнишон, сжал его зубами, смачно захрустел.
– Угу, – выдохнул капитан, поставил пустой стакан на стол и принялся наворачивать салат.
Перекусив, Шмаков наконец решился закурить после долгого перерыва. Майор бросил эту вредную привычку пару лет назад, а потому от первой затяжки ему стало не по себе: перед глазами поплыло, голова закружилась, желудок скрутило.
– Чувствую себя как пацан, который впервые взял в рот «соску», – заплетающимся языком проговорил он.
– И надо же нам было так проколоться… Ну ладно, тогда в гостинице переиграл он нас. Но тут… Они же у нас почти в руках были, – сокрушался капитан, заладив старую пластинку.
– Не дури себе голову; что было, то было. – Шмаков откинулся на спинку стула и задрал голову – галогеновые лампочки на навесном потолке закружили хоровод. – О, а вот теперь вставило конкретно.
– Слушай, майор. – Лебедько разлил еще по пятьдесят, взболтнул остатками спиртного, показал бутылку Шмакову; тот кивнул, мол, оставлять на следующий раз не стоит. – Те ксерокопии документов, касающиеся деятельности детского дома, еще у тебя?
– Да, – витая где-то в облаках, отозвался майор. – А толку с них? Евсеева мы ими уже не пошантажируем, ведь там и слова про него нет. А эта Ермакова, как ты прекрасно знаешь, уже на том свете отдыхает.
– А если попробовать? Вдруг они ему и по сей день очень важны? – предположил капитан.
– Не думаю, – отмахнулся Шмаков. – Знаешь, что я завтра первым делом сделаю? Проснусь, опохмелюсь да спущу в унитаз эти бумаги, порвав в клочки. И все, после этого новую жизнь начну. Может, это нас бог так предупреждает, чтобы завязывали?
Но в отличие от майора моложавый Лебедько не хотел мириться со сложившейся ситуацией. Сейчас, изрядно захмелевшему, ему казалось, что все можно исправить. И помогут те самые документы. Ведь не зря же они тогда их копировали, чего добру-то пропадать.
– А давай прямо сейчас позвоним полковнику и поставим перед фактом: восстанавливай нас на службе в полном объеме, или мы предадим их огласке. Пошлет – ну и хрен с ним. Спустить в унитаз никогда не поздно. А если заинтересуется, что ж, все в ажуре, – предложил Лебедько. – Будет знать, с кем дело имеет.
– Да ну, – прикрывая глаза, пробубнил Шмаков. – Шантаж – не наш метод. Вот так возьмешь и позвонишь ему? Не смеши мои ботинки.
– Возьму и позвоню, если ты боишься, – взял на понт капитан.
Одурманенный никотином и водкой, майор уже не мог трезво соображать. Но слова Лебедько зацепили его.
– Я боюсь? – хмыкнул он себе под нос. – Да нисколько. Я уже все для себя решил.
– Тогда звони, – наседал капитан.
– Легко. – Шмаков достал мобильник, натыкал по памяти номер, но на зеленую кнопочку вызова так и не нажал – положил телефон на столешницу и, прикусив губу, уставился на экранчик.
Лебедько криво улыбнулся.
– Так и знал, – с этими словами он взял мобилу Шмакова и сделал то, на что у того не хватило решимости.
Майор не стал вырывать из рук капитана трубку. Просто отвернулся в сторону – мол, я ничего не вижу и ничего не знаю. В общем, занял страусиную позицию.
Разговор Лебедько с Евсеевым получился довольно-таки долгим. При этом капитан не стеснялся в выражениях, хоть и говорил шепотом, прикрывая микрофон ладонью. Казалось, что он ругается с каким-то своим закадычным друганом. «Эй», «слышь», «да мне пофиг» – сыпал он в трубку.
Наконец он выключил мобильник и тронул Шмакова по плечу. Тот повернулся к нему.
– Ну что, далеко послал? – осторожно спросил он.
– Через полчаса обещал приехать, епть. Сказал ждать. Хоть и обозвал нас последними гондонами. Так что появится повод выпить и с радости. Будем мы с тобой снова в ментуре работать. Можешь супруге своей звякнуть и обрадовать ее. – И Лебедько вытер вспотевшие ладони о штаны.
– Во блин, – изумился Шмаков. – Чудеса, да и только.
– Кажись, короткая черная полоса в нашей жизни закончилась.
Майор с капитаном заказали еще бутылку, но на этот раз пить не спешили, даже пробку не свинчивали. Слегка протрезвев, Шмаков по совету капитана даже позвонил своей Катюше, но та и слушать ничего не захотела – снова бросила трубку.
– Эх, бабы, что с них возьмешь? – И тут майор хлопнул себя по лбу. – У меня же документов с собой нет. Дома они у меня. Как же Евсеев нам поверит?
– Ничего страшного, повезет нас к тебе домой, – выскребая остатки салата, бросил Лебедько.
– Я в таком виде не поеду, – замотал головой майор, понимая, что скандальная жена не постесняется посторонних, а доходчиво объяснить ей цель визита сослуживцев он не сумеет.
– Не грузись. Я первый пойду и все ей объясню, – заверил напарника капитан.