Судный день
Шрифт:
Полежала, прикидывая, что ж это за сон, в котором вода и мост… Грязная вода – к скандалу да неприятностям, и мост туда же, перемена жизни, но ведь перемена-то нехорошая, если вода грязная. А Костька? Ударился он или нет, будто загрохотало, вот уж в ушах этот грохот стоит…
И поняла: кто-то стучится, а ей со сна стук за катастрофу привиделся, вот какое дело. Уж не Костька ли? Встала, охнув, шею от неудобного сна прострелило. А в дверях Ольга, подружка по цеху, где Костька работает, а позади и сам мастер Илья Иваныч стоит.
– Вот
– Заснула я, – произнесла виновато и пригласила в дом. – Заходите. Уж не помню, когда у нас были.
– А когда быть! – сказал Букаты. – И днем и вечером – все работа.
– Это сегодня рано, в цехе неприятность, – вторила Ольга, но Букаты резко одернул ее: «Помолчи».
Тетя Тая уловила про неприятность и спросила, что же стряслось, вот и она сон неприятный видела.
Но Букаты отмахнулся:
– Так, ничего, – и, садясь за стол, поинтересовался, оглядывая комнату: – Костя твой как поживает? Он здоров?
– Здоров, – сказала тетя Тая и посмотрела на Ольгу, у той на лице отпечаталось что-то, что их привело и что до поры скрывал старый мастер.
– Доволен жизнью?
– Кто? – спросила тетя Тая, дивясь странному вопросу.
– Да кто, Костя! Кто ж еще!
– А чего ему не быть довольным… Ест, пьет, спит, работает…
Тут она не выдержала:
– Чего случилось-то? Вы чего пришли? Узнать про здоровье Костьки? Так он не при мне, а при вас состоит! Вам-то лучше знать, чем он доволен, а чем недоволен!
Выговорилась и испугалась, поняв, что неспроста они спрашивают, и сон тот странный неспроста. Что-то случилось с сынком-то, вот и Володя-Силыч так же прибегал, выспрашивал… И эти все намеки делают… А впрямую-то не говорят.
– А у нас паника, – опять влезла Ольга, и Букаты снова ее остановил: – Да постой ты, – хотя понятно было, что пришли они не с добрыми вестями. Кто же это во время работы заходит так посидеть?
– Он утром у тебя куда пошел? На работу?
– На работу, – отвечала тетя Тая.
– А никуда не собирался еще идти?
– А куда? – спросила в свою очередь тетя Тая. – У него и таких мест нет, чтобы идти. Кроме вашего цеха, он и поселка-то не знает. Другие в избу на танцы ходят, а он и туда не идет. Вот разве… – произнесла тетя Тая и замолчала, губы поджала.
– Чего разве? Ну, говори?
– Да ничего. Я так подумала…
– Да о чем подумала-то?
– Тетя Тая, – сказала Ольга. – Очень важно, если скажете, куда мог пойти Костик… Понимаете?
Тетя Тая растерянно кивнула:
– Я подумала, может, он на реку ушел?
– Куда?
– На реку, мы там лодку старую имеем.
– Зачем? Теть Тай?
– Не знаю, – призналась она. – Приснилось мне, что он на реке…
– Ох, – только и произнес Букаты и закрыл лицо рукой. Видно, что устал он, осунулся, побледнел даже.
– Может, чайку? – спросила участливо тетя Тая.
Он покачал головой.
– Вот от сердца… Ничего нет?
– Есть! – она даже обрадовалась. – Корень у меня валерьяновый, сейчас дам… – И со словами, что она и сама пьет, налила в стакан темной жидкости, дала мастеру. Он выпил.
– А Толик к нему не заходил? Ну, Васильев? – спросила Ольга.
Тетя Тая хотела и этой, молодой, предложить корня, полезный корень-то, его можно вообще для нервов пить, но вдруг решила, что у нее нервы в порядке и сердце у нее в порядке, такая она прямо настырная, не отклонится никуда от своих вопросов. Посидеть, как все люди, не может. Так и стреляет глазами, так и стреляет…
Тетя Тая убрала бутылку, плотно прикрыв бумажной пробкой, а потом ответила, что Толика она не видела, да некогда ей видеть, у нее школа и свои дела.
– У вас свои, а у меня свои, – сказала она. – В школе по весне землю таскают и вообще из себя выходят… Весной всегда беспорядка больше, – выдала она то, что у нее накопилось против школы.
А Букаты чуть в себя пришел, корень у нее был отменный, мертвого подымет, эта она знала.
– А я думаю, что на него Толик влияет, он его с пути свернул! – сказала Ольга громко, тетя Тая аж вздрогнула от ее голоса. Да и слова-то какие она говорила: «С пути свернул». Это как можно сына ее свернуть, если он не сворачиваемый?
И Букаты от этих слов поморщился, даже рассердился:
– Что ты как на собрании все трещишь, трещишь! Поди обратно на завод да посмотри, может, он уже там, а мы с тобой пустую панику разводим! Пугаем тут друг дружку!
Это он специально сделал, не захотел больше с Ольгой сидеть.
И Ольга ушла.
А он откинулся назад, чтобы больше воздуха к сердцу подходило, и стал расспрашивать тетю Таю о муже, не слышно ли чего, может, какие вести, и прочее. Теперь он говорил так, как говорил бы, и правда, после работы, зайдя на досуге. Но ничего про мужа, с которым Илья Иванович был когда-то в дружбе, не слышно, а вот Костик весь в него, характером по крайней мере. А ведь было…
– Было, – сказал, улыбнувшись, Букаты, – когда они в цех-то ко мне пришли… Твой сынок талон на обед посеял, ну, заплакал. В цехе чтобы слезы… Ну, думаю, дела. А тут баланду принесли. Я его с ложки-то кормлю, а сам думаю: «Иесусе Христе, да как же я с ним танки-то собирать буду…» Он ложку не умеет держать, не то что инструмент… А теперь, вишь, без него на заводе прям беда.
– Беда, – повторила за ним тетя Тая. А сама подумала, что не только на заводе беда, а в сердце ее беда. Завод-то переживет, он большой, там таких, как Костька, много. А вот у ней он один, и одна она, и не дай бог что случится, тогда и ей незачем жить. Вот такие мысли наплыли на нее, но ничего вслух она не сказала.