Судный день
Шрифт:
Помявшись, ткнул пальцем в шляпку, спросил глуповато:
– А жратву зачем на голове носишь?
Ольга обиделась.
– Ну и видно, что лапоть деревенский! Не понимаешь в красоте! – И снова посмотрела вглубь, за калитку. – Ты бы захотел пригласить меня в кино?
– Куда? – удивился Костик.
– Ну, куда-нибудь… На танцы или в ресторан, например.
– Тебя? – переспросил ошарашенно Костик.
Ольге надоел этот бессмысленный разговор. И глупость Костика надоела. Хоть он и свой парень, и даже добрый. Но что он понимает в любви? Ради нее и не такое наденешь! Хоть ноги и правда болели, как после коньков.
– Я
Костик не хотел врать. Но и правду он не мог сказать.
Ольга опередила его.
– Я знаю, он здесь… Он на свадьбе, у твоей этой… Которая с яблочками… Правда?
Костик вздрогнул от ее слов. Даже Толик не произносил этого невозможно тяжкого слова: свадьба. А Лялька раз – и бухнула. И чего ей вообще тут надо?
– Ляльк, – попросил Костик в отчаянии. – Ляльк… Уйди… А?
Но ей, наверное, нравилось так разговаривать с Костиком.
– Ты – ненормальный! – сказала она. – Тебя ведь за прогул судить будут!
– Ну и что?
– Вот до чего ты, Ведерников, опустился… Совсем себя потерял! Идешь на преступление из-за сопливой спекулянтки, которая тебя и знать не хочет!
Костик содрогнулся, как от пощечины. Сил не было терпеть эту вздорную Ляльку. Да еще каждую минуту мог выйти Толик, и тогда неминуем скандал. Он чувствовал по Ольге, что она настроена прямо на скандал.
– Ляльк, – попросил он, сдерживаясь как мог. – Будь товарищем, уйди! Мне нужно быть одному. Ну?
Но Лялька уже зацепилась за слово «товарищ».
– Вот! Вот! – засмеялась она истерично. – Для вас Лялька не баба, а свой парень! Товарищ! Именно… Один военпред на заводе мне так и сказал… Ты, сказал, не баба… А ты маленький мужчинка! Ты, говорит, Гаврошик! Когда ходишь по цеху в штанах… Ну а под штанами… Я хотела спросить, да не спросила. Под штанами я что же, не баба?
Тут из дома донесло музыку и смех. Оба они оглянулись, это случилось одновременно. Испытующе посмотрели друг на друга.
Ольга произнесла, но уже по-другому: горечь прозвучала в ее словах:
– Я, думаешь, зря тут болтаюсь… Я, как и ты, вокруг своего счастья хожу, которого нет… Я стояла тут, тебя не было, и слушала их музыку, на их свадьбе… Знаешь, о чем я думала? Господи, ну сделай так, чтобы мне повезло! Чтобы он сейчас вышел!!
«Она», – поправил про себя Костик.
– …И чтобы он понял, как я ему нужна! Ведь было же, было, когда он от меня ни на шаг не отходил… Даже в цехе… Я ему рисовать плакаты давала, и он целый день у меня, в комсомольской комнате, чертил… А сегодня он сам сказал: «Приходи…» Но я знала, что он-то не придет! Я знала!
Она шмыгнула носом и стала обыкновенной Лялькой, шебутной, но милой девкой из училища, которая почему-то еще и занималась в медкабинете и дежурила с коробочкой лекарств, и однажды, когда Костику было плохо, от слабости кровь носом пошла, она ему прикладывала сырой платок и утешала… Вот сейчас она была похожа на ту, простую и сердечную Ляльку. Куда-то весь гонор ее, поучительство, менторский тон пропали…
Она, мгновенно прозрев и осознав нелепость своего положения, вдруг сорвала с себя шляпку, швырнула ее на землю. Глядя на нее с ненавистью, топнула по ней ногой и посмотрела в глубь сада. Потом вздохнула, подняла, поправила смятые фрукты и пошла со шляпкой в руках, одна лишь зеленая виноградина осталась валяться на земле.
33
В доме шла гульба. На террасе стоял стол с закуской, в комнате, куда были распахнуты двери, заводили патефон, оттуда доносилась музыка. Гостей было немного, Чемоданов пригласил какого-то дружка из поселковых, с кем имел тут дело, темноволосого молчаливого человека, похожего на грузина.
Были двое соседей Зины, пожилые муж с женой, да Толик, который больше всех суетился, поднимал тосты и вообще чувствовал себя хозяином.
Чемоданов пил, но умеренно, и был настроен серьезно. Весь вечер не отрываясь он смотрел на Катю, которая была молчалива, тиха, послушна, даже по-своему к нему ласкова. Во всяком случае, в те минуты, когда Василь Василич обращался к ней, она ему улыбалась, хоть лицо ее было бледно, и даже губы бледны, и вообще ее немного лихорадило.
Толик, понимавший все как надо, пытался влить в нее хоть рюмку водки, чтобы согреть, но она лишь мотала головой.
– Нет, нет. Я это не могу… И я вообще не могу. – И порывисто отодвигала рюмку, словно боялась ее. Но эта ее трепетность, ее милая нервозность, странная улыбка, заметная дрожь губ будто еще усиливали ее сегодняшнюю привлекательность. Зоркая Зина время от времени посматривала на нее, точно издали изучала, что же это за племянница у нее и что от нее еще ждать? Но была она не менее занята своими чувствами. Катькино дело, как она считала, было в главном решено. А вот с Толиком… Который сегодня развязен, и мил, и приятно нахальноват, но все как-то исчезал, будто по нужде, выскакивая на двор, и Зине начинало казаться, а может, она и впрямь сегодня была чересчур подозрительна, что у него там с кем-то назначена встреча. Так что Зина на племянницу смотрела, а Толика видела. И лишь он в очередной раз вильнул хвостом, выскочив из террасы, тут же бросилась за ним:
– Толик! Ты куда?
Он даже растерялся, так неожиданно, в спину, его захватили.
– Никуда, – произнес, – просто это… – И уже приходя в себя: – Ну, Зинаида… Выйти, что ль, нельзя?
– А кого ты ищешь? – спросила и посмотрела в сторону калитки. – Ты назначил встречу?
Толик рассердился: и потому что был разоблачен, хоть и не до конца, и вообще на эту сегодняшнюю прилипчивость Зины. Такой навязчивой она еще никогда не была.
– Ничего никому не назначал, – отвечал он сухо, сказал как отрезал и повернулся, чтобы уйти снова в дом. Его никак не устраивало стоять здесь, на виду, когда мог объявиться Костик. Но Зина сама его теперь не пустила. Она ухватилась за шею, стала ласкать, целуя его в голову, в шею, грудь.
– Но это не женщина? Нет? А ты меня еще любишь?
Толик с трудом вырвался из ее рук.
– Ох, Зинаида, – произнес с упреком. – Анекдотец такой… Двое в постели, и она его спрашивает: «Милый, ты меня любишь?»
– Так любишь? – настаивала Зина и руки к нему тянула, а он увертывался.
– …А он отвечает: «А что же я делаю?» Тут до Зины дошел смысл рассказанного: она хлопнула Толика по щеке. Толик будто протрезвел. Но и разозлился еще больше.
– За что же? – спросил оскорбленно. Он знал, что этот тон более всего не терпела Зина.