Судный день
Шрифт:
И – точно. Ударила, правильно ведь ударила, а уже почувствовала на всю жизнь виноватой.
– Не знаю… Прости! Я сама не поняла, как получилось… Толик!
– А я понял, – сказал он, обретая свою силу над ней. – И я ухожу!
– Ну, честное слово… Не хотела, – запричитала Зина, теряясь и уже не зная, что делать.
И вдруг вспомнила. То есть она не забывала об этом ни на минуту, но сейчас лишь поняла, что нужно сделать, чтобы его удержать.
– Вот, – полезла куда-то и достала бумагу. – Вот!
Толик усмехнулся: ничего себе сравненьице, про прорубь! А может, она и права? Но бумагу сразу взял и положил в карман.
– Теперь торопиться не будешь? – спросила с надеждой Зина. – Теперь ты же тут хозяин… Ты можешь даже нас взять и выгнать…
– Ну, Зинаида, – произнес он, но уже по-иному и ласково, и сам попытался ее обнять. Надо успокоить бедную женщину.
– А литеры твои? – вспомнила некстати Зина. – Подари их мне? Подари?
– Да я пошутил! – воскликнул Толик как можно беспечнее. – Нет у меня никаких литеров… Да и откуда?
– Правда?
– Правда, правда, одна лишь правда, – сказал по-шутовски Толик, подняв руку, как в каком-то американском кино. А про себя добавил: «Но не вся… Правда…»
– Тогда поцелуй, – попросила Зина и повела его подальше от дома, по направлению к калитке. – Нет, подожди… – Повернула его лицо так, чтобы видеть его. И долго его рассматривала. Спокойно произнесла, наверное, давно это продумала: – Знай, что я без тебя не выживу… Да мне и не нужна жизнь… Потому и отдаю себя, что себе, если не ты, не нужна… – И вдруг: – Хочешь, я тебе ребенка рожу?
Толик даже опешил от таких слов.
– Потом, Зинаида… Ты же выпила?
– Я от тебя пьяная, – быстро возразила она. – Вино так…
– Вот и хорошо, вот и пойдем! – потянул ее Толик, незаметно оглянулся и заметил вдруг Костика. Но Зина ничего не понимала, она повисла на Толике и твердила свое:
– Нет, скажи… Хочешь? А кого ты хочешь? Мальчика или девочку?
Тут Костик от калитки подал голос. Не нашел, дурачок, другого времени.
– Толик! – закричал.
– Подожди! Я все взял!
Толик сделал вид, что не услышал, и стал уводить Зину к дому. Но Костик продолжал кричать. Пришлось оставить Зину и вернуться.
– Ты кого? Меня? – спросил наигранно, удивленно. И морщил нос, и мимикой делал Косте знаки. Тот ничего не понимал.
– Но ты же просил?
– Я? Тебя? Просил? – удивился Толик, оглядываясь.
Зина подходила к ним и, наверное, слышала, о чем они говорили. Она посмотрела на Костика и засмеялась.
– А я его знаю! Этот, который утром… С Катькой стоял… А что ты у него просил? – поинтересовалась кокетливо, повеселев оттого, что ее подозрения насчет свиданки с женщиной не оправдались.
Толик туманно произнес что-то о товарище по работе и предложил Зине пойти, неудобно перед людьми в таком виде… Она сразу согласилась.
Толик увел Зину в дом, а Костик остался караулить, так ничего и не поняв. А тут откуда-то появилась его мать, тетя Тая. Вынырнула из сумерек улицы в тот момент, когда он стоял, прислонившись к забору, и смотрел в глубину сада, решив ждать до последнего.
– Обыскалась, – произнесла она сердито. – А он вот где стоит! Забор подпирает… Думает, что без него забор-то упадет!
Костик будто съежился под взглядом матери. Он и уйти не мог, то есть сбежать, и оставаться не мог, так ее появление могло все изменить. Особенно если выйдет Катя. А он верил, что она обязательно выйдет.
– Ма… Иди домой, – попросил он, оглянувшись. – А я приду.
– Вот как? – удивилась тетя Тая. – Родную мать гонишь? – Она прислушалась к музыке из дома, к голосам, которые доносились, и даже в момент ее прихода стали слышней. – Это что же? – спросила. – Гуляют?
– Не знаю, – отвечал бедный Костик.
Жалко на него было смотреть. Хорошо, что сам он себя со стороны не видел. Но и в том, что она, мать, его могла в таком виде наблюдать, тоже ничего хорошего не было.
Сердце у нее чуть не разорвалось, каким он показался ей слабым, несчастным, маленьким тут, у чужого забора.
– А я знаю, – произнесла она твердо, глядя сыну в лицо. – Это Гвоздева выдает племянницу, замордовали они девку-то, в прислугу превратили… Она и на огороде, и на рынке… Теперь задумали еще женить на старике!
– Ма… Иди! Ну, иди! – говорил он торопливо, чуть не срываясь на крик. – Я хочу побыть один!
Мать смотрела на него, и молчание ее было красноречивей всех слов. «Эх, Костька, кого ты хочешь обмануть? – подумалось. – Один… Один около чужой свадьбы – это уже не один, а вдвоем… С несчастьем своим!»
Постояла и пошла, согнув голову. Потом вернулась, сказала:
– На заводе у тебя… Да ты знаешь… Плохое место, Костька, ты выбрал для ожидания!
Ушла мать, а тут снова появился Толик. Может, он появился бы раньше, но видел их вдвоем и выжидал за кустами.
– Ты чего кричишь? При людях? – напустился на Костю.
– Но ты же просил?
– Я просил тебя кричать? Да? – И смягчаясь: – Ну, слушаю! То горло дерешь, а когда надо, голос потерял!
– Катя где? – спросил Костик. Единственное, что он мог спросить.
– А билет где? – в тон ему спросил Толик.
Костик показал на кулак. Он так и носил в кулаке, зажав изо всех сил, чужой билет. Странное это было чувство: держать в руке чужой билет на поезд… Сам бы в таком состоянии уехал, если бы не Катя. Не она и не мама. Но прежде всего она.