Суета сует

Садовников Георгий Михайлович

— Отец, есть простой и верный способ. Купи бутылку вина, коробку конфет и пригласи Тамару Ивановну к себе. Домой.

— Это и есть верный способ?

— Да, поставлены миллионы экспериментов. Способ проверен веками. Как ученый, ты не можешь не придать этому значения. Так вот, разлей вино по рюмкам, включи торшер и приемник. И убери остальной свет. Дальше все будет сказкой.

Мы ужинали в номере отца. Пили вермут и ели вкусную холодную индейку, приготовленную специально для меня домработницей тетей Лизой. Когда я впервые уезжал из дому, тетя Лиза плакала. Она абсолютно не придавала

никакого значения моему житейскому опыту, ей казалось, что я пропаду в далеком городе. В этом она убеждена по сей день.

Вино ударило в головы, и мы принялись болтать о любви. Я рассказал отцу уйму разных происшествий из этой области. Некоторые я почерпнул из собственной практики. Отец слушал и, когда я заканчивал, начинал говорить о Тамаре Ивановне. Он раскраснелся. Глаза его блестели от вина и новых ощущений.

Ушел я от него в одиннадцать часов. Если бы не хмель, я бы отправился спать. Но я выпил вина, наговорился о любви, поэтому меня понесло в театр. Там я наткнулся на закрытые двери. В подъездах горели дежурные лампочки. Спектакль закончился давно. Не раздумывая, я повернул к дому Елочки. Я хочу видеть ее. Если она спит, я подниму ее на ноги. Я перебужу весь двор, а подниму Елочку на ноги. Она мне нужна — и точка!

В эту ночь Елочкин двор спал безмятежно. Будить никого не понадобилось. Потому что Елочка не спала. Она сидела на крыльце с каким-то парнем и не заметила меня, хотя я шагал довольно шумно. И парень не заметил. Я спрятался за ореховое дерево и стал подсматривать за ними. Вначале я хотел дать нахальному парню по шее. Но потом решил не связываться. Я не размазня какая-нибудь. У меня достаточно контроля над собой. К тому же парень, может, спортсмен. Боксер-тяжеловес.

Парень обнял Елочку за плечи и голосом Кирилла (так это он!) спросил:

— Тебе не холодно?

— Холодно, — сказала Елочка. — Я продрогла до ниточки.

Какая чудовищная ложь! На улице двадцать два градуса тепла. Причем в тени, где стою я. Под луной, там, где они, еще выше. Кирилл притянул Елочку к себе. Она не сопротивлялась. Во всяком случае, я не заметил этого. И они поцеловались!

Вот чего добился Кирилл. А я все мешкаю. Придется наверстывать. Я громко кашлянул и пошел назад, придерживаясь тени деревьев.

9

Коровин носил булыжники три дня. На четвертый он прямо с порога швырнул в нас жалким, отощавшим портфелем. Метил в Кирилла и угодил ему в плечо. Кирилл отправил портфель по обратному адресу. Портфель беспомощно спланировал и опустился на шифоньер. Мы валялись на койках — зубрили к экзаменам — и внимательно следили за его полетом. Когда портфель прочно засел на шифоньере, облегченно вздохнули.

Коровин сумрачно прошагал к своей тумбочке. Открыл. Потарахтел мыльницей и спросил:

— Кто дежурит?

Он по совместительству еще и староста комнаты. Круглое начальство.

— Дежурный кто?

Дежурный не нашелся. Что-то произошло у нас с графиком. Путаница какая-то несусветная.

— А кто не вынес ведро? Последним?

Он имел в виду ведро для мусора.

Дело с ведром тоже оказалось темным.

— Проведем эстафету, — злорадно сказал Стась.

Мы заныли:

—

Вечером бы. В темноте бы.

— Я выразился довольно ясно. Вася, готовь аксессуары!

Когда назревает проблема ведра, мы не спорим. Не валим друг на дружку. Мы проводим эстафету. То есть выносим ведро всей комнатой. Каждый несет ведро на своем этапе.

Так и сейчас. Вася достал из тумбочки аксессуары: финишную ленточку и стартовый пистолет, выданный ему на кафедре легкой атлетики. Появились судьи из соседней комнаты, населенной спортсменами. Судьи по всей форме — с повязками, со значками. Они бросили жребий и развели нас по этапам.

Я стоял в подъезде наготове. На третьем этаже бухнул выстрел, и над головой затопали. Топот приблизился, и по ступенькам скатился Сусекин.

Я, как и положено, вытянул назад левую руку и начал бежать. Сусекин догнал меня и передал ведро. Я прибавил шаг. Я бегу по улице. Рукоятка ведра повизгивает. Мне достался самый неприятный этап — я бегу на глазах у прохожих. Наконец я достиг ворот и передал ведро Кириллу. Тот рванулся вдоль двора. Там, за финишной ленточкой, бак для мусора.

Наконец-таки ведро установлено в своем углу. Коровин немного отвел душу, а нам можно браться за учебники.

Вначале мы готовились втроем: Кирилл, Елочка и я. Хозяева Елочки весь день на работе, поэтому мы засели у нее дома и читали вслух. Вернее, читал я один, как обладатель лучшей дикции. Но, видно, пока я читал, между Кириллом и Елочкой началось это странное, непонятное для меня. Вдруг ни с того ни с сего Кирилл тихо крикнул:

— Елена!

Крикнул будто из далекого пространства. Будто между ним и Елочкой протянулись биллионы километров. Будто между ними лежали столетия. Будто они были в разных концах космоса. Он кричал ей. Я в счет не шел. Словно меня не было.

Она услышала и отозвалась издалека:

— Кирилл!

При этом глаза у обоих были сумасшедшие. Меня такое поведение возмутило. Насколько это слово подходит ко мне, и насколько я позволяю себе возмущаться. Для кого я читаю, спрашивается?

Больше ничего особенного они не делали, но между ними что-то произошло. Именно когда я читал. Тогда я предложил читать по очереди. Тут все и разладилось. Я и Кирилл наперебой сыпали комплименты Елочке, а та порхала по комнате, прихорашивалась и пела: «В чистом небе синева, синева, синева». Или мы по ее инициативе обсуждали шерстяную юбку, которую она когда-нибудь купит.

В первую же минуту отрезвления мы решили готовиться в одиночку. Иначе — провал. С профессором Спасским шутки плохи. Для Спасского билет — только лишь предлог для содержательного разговора. Он беседует со студентом по всему курсу. Собственно, экзамен начинается после ответа на билет.

Вот что такое профессор Спасский. Мы это знали и добросовестно грызли учебники.

Временами я устраивал небольшой отдых и развлекался. Для этого только стоило повернуться к соседней койке. На соседней койке штудировал анатомию Сусекин Вася, неисчерпаемый кладезь для острот. Другую такую удобную мишень для шуток природа вряд ли еще сотворит. Не хватит юмора. Вася — экспромт, который удается раз в тысячелетие, в Сусекина можно попасть с зажмуренными глазами.