Суета вокруг барана
Шрифт:
– - Ну, это ты зря. Разделение труда явление прогрессивное, - попытался Петя уйти от темы женитьбы.
– - Это, смотря какое разделение. Вот у амазонок было очень правильное разделение труда, - не отставала Серафима.
– Женщины воевали, а мужчины стирали, шили и мыли посуду. Идеальное общество.
– - Про посуду это я сам вычислил, - признался Лисенко.
– Но если они своих мужчин заставляли делать всю домашнюю работу, то и посуду мыть, конечно, заставляли. Самое канительное занятие, хуже не придумаешь.
– - А обычаи, какие у
– продолжал допытываться Петя, довольно легко примирившись с мыслью, что Серафима за него замуж не пойдет.
– - Самые варварские. Дикие они были, твои амазонки, и обычаи у них были дикими. Псевдо-Гиппократ пишет, что им не разрешалось выходить замуж до того, как они убьют трех врагов. А врагами у них, учтите, были мужчины.
– - Вы это серьезно?
– не поверила Галя.
– - Это не я, это Псевдо-Гиппократ пишет. А еще и Помпоний Мелла .
– - Дичь какая-то, - возмутилась Галя.
– Даже слышать об этом неприятно. А я ведь к ним с симпатией относилась.
– - И я тоже, - присоединилась к ней Серафима.
– "Амазонки!" Красиво звучит. Но зачем же мужчин убивать? Нет, не могу поверить, что они мужчин убивали.
– - А что ты хочешь, если они своих мужиков так тиранили, заставляли прясть шерсть и посуду мыть, то, что они делали с чужими. Убивали без всякой жалости. Им тоже замуж хотелось, так что убивали. И еще тот же Псевдо-Гиппократ пишет, будто им в детстве прижигали правую грудь, чтобы удобней было стрелять из лука и бросать копье.
– - Какой ужас!
– всплеснула руками Александра Федоровна.
– Кто же это им прижигал?
– - Сами друг другу и прижигали.
– - Ну, это уже форменное безобразие, - вознегодовала Серафима.
– Хотят воевать, пусть воюют, но зачем людей уродовать.
– - Да... Это они, пожалуй, напрасно...
– Петя стал внимательно разглядывать девушек, прикидывая, как бы они выглядели, если бы были амазонками.
– - Ты чего уставился?
– не выдержала Галя. Глаза вывихнешь.
– - Я вот соображаю, как бы вы смотрелись, если бы только одна грудь, как у амазонок...
– - Я тебе посоображаю!
– рассердилась Галя.
– Шандарахну сейчас по башке лопатой и перестанешь соображать!
– - Так я ведь ничего плохого, - стал оправдываться Петя.
– Я чисто с этнографической точки зрения, для пользы науки.
– - А я тебе с физической точки зрения по башке шандарахну. Для твоей личной пользы!
– - Подумаешь, принцессы, посмотреть на них нельзя, - огрызнулся Петя.
– - Нельзя!
– решительно заявила Серафима.
– Нельзя на нас так смотреть, как ты смотришь. И думать о том, о чем ты сейчас думаешь, тоже нельзя. Не имеешь никакого права.
– - А будешь думать, так мы с тобой сделаем то, что амазонки со своими мужиками делали, - добавила Галя.
– - Заставят прясть пряжу, мыть посуду и заниматься другими домашними делами, - подсказал Лисенко.
– - Да не думаю я ничего, - стал оправдываться Петя.
– Я тоже считаю, что прижигать грудь это варварский обычай. Человека уродует. Но я как-то и не заметил...
– и замолчал, потому что совершенно не собирался никому рассказывать, что он видел амазонок. Все равно не поверят. И станут ехидничать, особенно эта Серафима.
Но на петину оговорку никто внимания не обратил.
– - А я так думаю, что им грудь и не прижигали, - неожиданно для всех заявил Лисенко.
– - Так вы же только что сами говорили, - напомнила ему Александра Федоровна.
– - Верно, говорил, - согласился Лисенко.
– Говорил, что древние авторы об этом пишут. Но они ведь писали все, что угодно, лишь бы читателю было интересно. У них и не такое есть. И аримпасы, у которых по одному глазу, и мелонхлены, все в черном, и невры, которые могут прпевращаться в волков, и статуи плачут... А вот скульпторам приходилось придерживаться истины. У Поликлета есть скульптура "Раненая амазонка". Там все на своих местах, все округлости. И у Фидия есть скульптура амазонки, тоже, скажу я вам, довольно симпатичная девица и все при ней. А Фидий, он такой, он врать не станет. Так что не переживайте, никто их не уродовал... Мне бы, Петя, твои заботы, - он с отвращением оглядел траншею.
– Пороюсь-ка я еще немного.
26
Лисенко прихватил лопату и неохотно стал ковырять в узеньких ходах сусликов: понимал, что ничего там быть не может. Один ход очистил, другой, третий. Потом нашел небольшое темное пятнышко на самом краю траншеи, можно сказать, уже за границей кургана. Маленький такой полукруг, вроде запятой, возле самой стенки раскопа. Тоже похоже на старую норку суслика. Пустое дело, не могло там ничего быть. Если бы погребение нашел, то и не обратил бы внимания на эту запятую. А так приходится проверять и такую ерунду, для порядка и успокоения души.
– - Не может там ничего быть, Владимир Алексеевич, - высыпал щепотку соли ему на рану Петя Маркин.
– Это уже поле. Курган расползся от дождей и накрыл это место. А так здесь поле было, - сказал не для того, чтобы моральную травму нанести, а только ради утверждения истины.
– - Поле, - согласился Лисенко. Он поковырял пятнышко лопатой и оно, вроде, несколько увеличилось. Тогда Лисенко опустился на колени и стал рассматривать землю.
– Но, кажется, ползет туда. Незачем ему туда ползти, а оно ползет...
Девчата ушли за курган. Они приехали сюда, чтобы получить зачет по археологической практике. Их совершенно не волновало - есть здесь погребение или нет его. Рутина: нашли пятно, не нашли пятно... Хочется это Маркину и Лисенко, пусть они и ищут. Тем более, что в таком маленьком курганчике все равно ничего интересного быть не может, даже если Лисенко и найдет могилу. Серафима и Галя улеглись на негустую степную травку, налепили на носы клочки бумаги, чтобы уберечь эту важнейшую часть лица от солнечного ожога и что-то лениво обсуждали. Александра Федоровна, свернувшись калачиком, благополучно подремывала.