Сулла
Шрифт:
Недолго пришлось искать дом Коринны. Трое рабов, попытавшихся преградить дорогу, были убиты солдатами Децима у ворот.
Отец Коринны, несмотря на свои годы и болезнь (его душил ужасный кашель), взялся за меч. Матрона упала в обморок.
– Я не потерплю непрошеных гостей. Да еще столь ранним утром! – заявил Тит. Он понимал, что силы неравные, и тем не менее старческой грудью защищал свой дом.
Децим, тяжело сопя, раздумывал, что делать. Он был могуч, словно валун, по сравнению с этим хилым патрицием со смешным мечом в ослабевших руках. И он
– Пусть выйдет к нам Коринна.
Это он произнес картавя, на ужасном провинциальном диалекте, какого никогда не слыхивали стены этого уютного дома.
– Никогда! – вскричал Тит, готовясь к обороне.
– Мне нужна Коринна, – повторил Децим. Он чувствовал себя победителем: подавай ему Коринну – и все!
– Кто ты? – спросил Тит.
– Неважно, – сказал Децим. – Мы пришли сюда не шутки шутить.
– Знаю, – бросил Тит. – Лучше всего тебе вместе с солдатами убраться отсюда.
Децим прохрипел:
– Этого не будет!.. Зови сюда Коринну.
Центурион шагнул вперед, Тит замахнулся мечом. Кровопролитие казалось неминуемым.
– Стойте! – послышалось в это мгновение.
Из распахнутой двери вышла Коринна. Она была в шелковой розовой тунике и в желтых сандалиях – такай свеженькая, словно бутон, римская патрицианка. Каштановые волосы. Черные глаза. Грудь и талия – все на своем месте. Она, разумеется, не узнала Децима. Строго спросила:
– Что здесь происходит?
– Коринна, – едва выговорил центурион, потупя взор.
Женщина внимательно присмотрелась к нему и повторила твердым голосом:
– Что здесь происходит?
– Коринна, – прохрипел Децим, – это – я.
– Кто ты?
У Коринны губы поджатые, злющие. Глаза исторгают молнии…
– Я спрашиваю: кто ты?
Децим вздохнул:
– Я – Децим. Вспомни цирк. Бой гладиаторов. Это я – Децим.
Коринна подошла к отцу, обняла его, потом поцеловала в лоб свою пожилую мать, едва пришедшую в себя от великого испуга, и сказала:
– Очень приятно, что ты Децим. Что из этого следует?
Центурион, кажется, потерял дар речи. Он думал, что при встрече с Коринной обнимет ее непременно, расцелует и потащит от нетерпения в укромную спальню. Но это, оказывается, не так-то просто. Проще войти в дом и обнажить меч…
– Что ты хотел сказать, Децим? Ты проглотил язык?
Солдат молчал. Тогда Коринна обратилась к его товарищам:
– Кто вы?
Некто долговязый ответил:
– Мы пришли сюда как победители.
– И что же? – У Коринны улыбка заиграла на губах. – Победители женщин? Или похитители обыкновенных ценностей? Кто же вы все-таки?
– Мы – солдаты Суллы.
– Прекрасно! – сказала Коринна. Она бесстрашно приблизилась к Дециму. У того перехватило дыхание от волнения.
– Мы солдаты Суллы…
– Я это уже слышала, – продолжала Коринна, переходя на игривый, полупрезрительный тон. – Что же из этого следует? Вы явились к нам домой. Ворвались! – это будет точнее. Вы убили наших рабов. Что вам надо?
Децим сказал глухо:
– Мы ищем Мария. Нам известно, что вчера
– Ищите себе на здоровье! – воскликнула Коринна. – При чем наш дом? Или вы полагаете, что он здесь? Что ж, ищите!
Она гневалась. Она готова была отхлестать этих грубиянов розгами.
– Коринна, – выдавил из себя центурион, – вспомни цирк, вспомни гладиаторов. Я сидел с тобою рядом…
Децим обернулся к своим солдатам и приказал, чтобы они отошли к воротам. Они повиновались.
– Может быть, мы поженились с тобой? – спросила Коринна.
– Нет. Я все время думал о тебе.
– И что же ты надумал? Вот так ворваться ко мне? Вот так объясниться в любви?
– Да, – простодушно ответил Децим.
Коринна подумала про себя, что не зря, значит, болтали о солдатах, которых грозил привести в Рим Сулла. Значит, не пустая все это сплетня, вот они, уже здесь…
Болван Децим глядит на нее восхищенно. При всей своей тупости. А как не быть центуриону тупым, если ему кров родной – палатка, жена – меч, а сестра – щит. Коринна все же решила, что этот солдат не так уж противен, как может показаться с первого взгляда. В его грубых руках, в его крепко посаженной на плечи голове и железных икрах есть что-то привлекательное. Прожив с мужем три года и вернувшись в отчий дом молодой вдовой и к тому же бездетной, Коринна быстро научилась разбираться в мужской натуре. Она припомнила, что имела однажды неосторожность пококетничать в цирке с каким-то солдатом, но потом поставила его, как говорится, на место. Вероятно, это и был Децим. Но боги, боги, как памятливы иные мужчины! И зачем они так долго берегут свою любовь? Особенно когда их об этом не просят? А что, собственно, было? Объяснение в любви? Приглашение посетить дом? Что же было?
Децим и сам толком не знал, что было. Но с тех самых пор и запала Коринна в его черствую и наивную душу.
– Ты целый год не выходила у меня из головы, – сказал Децим. И ему некуда было девать руки, а меч просто оказался ни к чему. – Я мечтал о взятии Рима больше, чем Сулла. Это для него важно, но для меня еще важнее. Клянусь богами!
И он опустил голову.
По ее знаку родители ушли в дом.
Она поднялась на мраморные ступени. Ноги ее были белее слоновой кости. Гордая осанка. Ровный нос, алые губы. Ему казалось, что сквозь шелковую тунику проглядывает каждая ее мышца – такая нежная и белая. Ранние солнечные лучи, смягчившись в листве, через которую пробивались, легли на ее плечи и грудь…
И он не смел глядеть на нее. Что-то бормотал, и ей приходилось дважды переспрашивать.
– Я ничего не хочу, – говорил он. – Я просто должен тебя видеть. Иногда. А рабы твои погибли по своей глупости. Видели же они, что идут солдаты, – ну и посторонись! Да нет же – нарвались на мечи. Сами. Такая незадача…
Она сощурила глаза. Подошла к нему совсем близко.
– Я надеюсь, ты найдешь время, чтобы еще раз навестить нас. Потом. – Она улыбнулась. – Но только без этого обнаженного меча.