Султан её сердца

Мэй Ангелина

Султан тоже еле сдерживался – ему было больно слышать о смерти возлюбленной, которая погибла две недели назад, а он до сих пор не может смириться с её смертью. Он стал повелителем могучей державы, поставив весь мир на колени, но при виде Ямур-джарийе чувствовал себя слабым и беспомощным. Проводя рукой по её белым локонам волос, заглядывая в огромные изумрудные глаза, покрывая поцелуями её нежную девичью кожу, вкушая сладкий аромат её губ, он впервые за свои двадцать восемь лет чувствовал себя счастливым. Да. Он влюбился с первого взгляда, навсегда и бесповоротно.

И эти две недели он не жил, а существовал, забыв про сон, не чувствуя голода, забросив государственные дела.

– Что с тобой? – часто спрашивал он у себя, стоя перед зеркалом, оставшись в одиночестве в своих покоях. – Ты ли это, двенадцатый султан Османской империи, сын Селима второго и Нурбану-султан? Неужели это ты - Мурад третий - правитель могучей державы?

Но так и не мог дождаться ответа.

Выслушав в который раз историю о загадочной гибели своей возлюбленной, султан глубоко вздохнул. Он, придерживая полы своего халата, поднялся с места и, выпрямившись и сцепив руки за спиной, медленной, но уверенной походкой направился к летней веранде. Незехат-калфа так и осталась стоять на коленях посреди покоев. Мехмед-паша тоже боялся сделать шаг.

– Незехат-калфа, - уже с веранды послышался голос падишаха. – Ты можешь идти.

Служанка в тот же миг поднялась с колен и, кланяясь, не отрывая глаза от пола, попятилась к входной двери.

– Мехмед-паша!
– вновь раздался голос султана.

– Да, господин! – уже через минуту, прикрыв за калфой дверь, Великий визирь и главный помощник повелителя Османской империи стоял возле своего господина.

– Вели оседлать коня. Я хочу прогуляться, - не оборачиваясь, отдал приказ падишах.

– Хорошо, господин. Я велю оседлать лошадей, - ответил Мехмед-паша и направился в покои.

– Ты не понял, - обернулся к нему султан. – Оседлать только Рюзгара. Я еду один.

– Но, господин, - склонил голову визирь. – Не думаю, что это хорошая идея. После того, что случилось с Ямур-джарийе, ночные прогулки в одиночестве могут быть опасны для вас.

– Ты не слышал меня? – султан повысил тон и вновь обратил свой взор на Босфор.

– Я поеду с вами! – настаивал преданный товарищ.

– Мне повторить? – султан крикнул так, что оконные стекла в покоях задрожали.

– Повелитель, - не отступал Мехмед-паша. – Если не хотите, чтобы я сопровождал вас, бостанджи последуют за вами.

– Я сказал, один!

– Но так нельзя. Это опасно. Что, если и за вами ведется охота.

– Что ж, пусть будет так! - вздохнул султан. – На то моя воля.

– Я понял, господин, - поклонился вновь визирь. – Через десять минут конь будет оседлан.

Сказав это, Мехмед-паша покинул покои падишаха, оставив последнего наедине со своими мыслями.

А мысли повелителя могучей державы были только об одном. Он еще раз хотел взглянуть на то место, где остановилось сердце его любимой наложницы. Хотел вдохнуть того воздуха, которым дышала она перед смертью. Хотел испытать то, что чувствовала она, стоя на краю утеса. Слезы душили

султана. Сердце обливалось кровью. Внутри него все так и пылало ненавистью к тому, кто сделал это с его возлюбленной. Кто посмел пойти против его воли, подняв руку на его любимую наложницу. Кто решился бросить вызов самому правителю Османской империи.

Спустя время в дверь постучали.

– Войдите! – ответил султан, смахивая слезу, которая, как он ни старался сдерживать себя, предательски катилась по щеке.

– Господин, - Мехмед-паша прошел на летнюю веранду, - Рюзгар оседлан.

– Хорошо, можешь идти, - буркнул падишах.

Но визирь не двигался с места.

– Что еще? – султан обернулся.

– Вы уверены, что вам не понадобится моя помощь?

– Сколько я должен повторить тебе! Я еду один! – с этими словами он, не расцепляя рук за спиной, гордой походкой, высоко задрав голову, подошел к Мехмеду-паше и, нагнувшись, добавил. – Оставь меня! Я хочу переодеться. Айше! – крикнул повелитель тут же личную служанку, ожидавшую за дверью приказов падишаха.

– Да, господин.

– Приготовь платье для прогулки!

Запах жареных баклажанов с чесноком заставлял всех проходивших мимо дверей дворцовой кухни останавливаться. От аромата «Шакшука» - главного блюда сегодняшней вечерней трапезы падишаха, заполнившего весь первый этаж дворца, у всех, кому довелось его почувствовать, текли слюнки.

Одна из кухарок – полная высокая женщина в белом переднике и высоком чепце помешивала блюдо, доходившее на медленном огне. Вторая, наоборот, невысокая и худощавая ловко, как палач на плахе управлялась с огромным тесаком, вмиг превращая спелые томаты в пасту. На кухне было полно помощниц. Все были заняты делом: одни нарезали зелень, другие – возились с тестом. Через полчаса велено было подавать ужин, поэтому кухарки торопились.

– Зэйнэп! – на кухне появилась Незехат-калфа.

– Да, госпожа, - женщины, как по команде, оставили своё занятие и вытянулись в струнку перед смотрительницей.

– Ужин готов? – она быстрым шагом подошла к готовящемуся блюду, заглянула в казан, уловив приятный аромат.

– Через десять минут все будет готово, - ответила главная кухарка, та самая полная женщина в переднике – Зэйнэп.

– Трапеза откладывается, - произнесла калфа. – Повелитель покинул дворец.

– Как же так? В столь поздний час?
– развела кухарка руками.

– Вас это не касается! – буркнула в ответ Незехат-калфа. – И хватит уже собирать сплетни. Займитесь лучше делом. Сколько сахара положили?

– Как и положено, две ложки.

– Я же предупредила, класть одну ложку. Повелитель в прошлый раз остался недоволен. Вы хотите лишиться головы?

– Помилуйте, госпожа, - залепетали все в один голос. – Вы не говорили про сахар.

– Как не говорила? Что же мне это приснилось? – свирепствовала калфа. – Ладно. Как только султан вернется, я доложу вам, и сразу же подавайте ужин! – сказав это, женщина вышла из кухни.