Сумасбродные сочинения

Ликок Стивен Батлер

Он оглянулся вокруг с просыпающимся интересом.

— Уютная у вас комната. Лучше не придумаешь, сэр, чем когда снаружи завывает ветер, а внутри пылает огонь.

И тут его взгляд упал на каминную полку, где среди разбросанных книг и курительных трубок затесалась игрушечная лошадка.

— О! — воодушевился Санта. — В доме есть дети!

— Ребенок, — поправил я. — Самый чудесный мальчишка на свете.

— Даже не сомневаюсь! —

радостно воскликнул Санта, заливаясь веселым смехом, от которого светлело на душе. — Боже милостивый, они все чудо. Все, кого я видел, все до единого — и абсолютно по праву — самые чудесные ребята в мире. А сколько ему лет? Два с половиной без двух месяцев и недели? Самый замечательный возраст, да? Лучшего и пожелать нельзя? У них у всех так!

И старик затряс седыми кудрями, снова заходясь добродушным хохотом.

— Но погодите-ка! — вдруг заметил он. — Лошадка-то сломана. Ох ты, задняя нога совсем отвалилась. Непорядок.

Он уложил лошадку на колени и принялся чинить. Пальцы его так и мелькали, проворные, несмотря на почтенный возраст.

— Время! — позвал он, и в его голосе послышались властные нотки. — Подайте-ка мне вон тот обрывок бечевки. Да, вот этот. Прижмите пальцем узел. Так! Теперь капельку воска. Что? Нет воска? Как плохо нынче с домашними припасами. Как же, сэр, вы чините игрушки без воска? Ну вот, теперь она хотя бы держится на четырех ногах.

Я принялся робко благодарить.

Но Санта-Клаус отмахнулся.

— Пустяки, не стоит. В этом моя жизнь. Может, мальчугану и книжка пригодится? Они у меня тут, в мешке. Вот, сэр, «Джек и бобовый стебель» — глубочайшая вещь. Сам до сих пор перечитываю. Отсырела-то как… Сэр, умоляю, позвольте мне высушить книги у вашего камина.

— Охотно позволю. Да, истрепались и отсырели они изрядно.

Санта-Клаус, привстав из кресла, принялся рыться в потрепанных свертках и вытаскивать оттуда детские книги, покоробившиеся и размокшие под дождем и ветром.

— Истрепались и промокли … — бормотал он, снова грустнея. — Я носил их с собой все эти три года. Смотрите! Вот эти были для маленьких бельгийцев и сербов. Как думаете, может, еще удастся их вручить?

Время безмолвно покачал головой.

— Но теперь-то, а? Если их подсушить и подремонтировать? Видите, некоторые даже подписаны. Вот здесь, к примеру: «От папы с любовью!» Почему ее так и не вручили? Что это за разводы — дождь или слезы?

Склонившись над книжками, он дрожащими руками перелистывал страницы. А когда поднял глаза, в них заплескался прежний страх.

— Гром гремит! Слышите? Это выстрелы!

— Нет-нет, — успокоил я. — Все хорошо. Это просто машина проехала.

— Слышите? — не унимался он. — Вот опять, плач и крики.

— Нет-нет, ничего такого. Это просто ветер в кронах деревьев.

— Это плачут мои ребятишки! Я слышу их повсюду, их плач в каждом порыве ветра, они стоят у меня перед глазами, когда я бреду сквозь ночь и непогоду. Мои ребятишки — взорванные, погибающие в окопах, втоптанные в землю — я слышу, как они стонут в госпиталях, как они взывают ко мне, такие, какими я их помню в детстве. Время, Время, — зарыдал он, умоляюще протягивая к нему руки, — верните мне моих ребятишек!

— Их гибель не напрасна, — мягко возразил Время.

Но Санта-Клаус только застонал в ответ:

— Верните мне моих деток!

И горестно ссутулился на груде книг и игрушек, обхватив голову руками.

— Видите? — спросил Время. — У него разрывается сердце. Неужели вы не попытаетесь ему помочь?

— Я бы с превеликой радостью. Но чем?

— Вот, — велел старик Время. — Слушайте.

Передо мной выросла его скорбная и суровая фигура, все такая же призрачная, хоть он и приблизился почти вплотную. Огонь в камине угас, а за окном занималась тусклая полоска зари.

— Прежний мир, к которому вы привыкли, — начал Время, — лежит в руинах. Но им — детям — об этом знать нельзя. Оградите их от жестокости, ужасов и ненависти, которая раздирает нынешний мир. Однажды он, — Время указал на горестно поникшего Санту, — поймет, что его дети, какими он их помнит, погибли не напрасно, что они пожертвовали собой во имя нового, лучшего мира для всего человечества, где о них будут хранить светлую память счастливые дети. Однако ныне живущих надо уберечь от злобы и ненависти, которые несет война. Они поймут и оценят потом. Не сейчас. Верните им веселое Рождество с его добротой и рождественскую благотворительность, и когда-нибудь снова наступит мир на земле и благоволение в человеках.

Он умолк. Его слова растворились во вздохах ветра.

Я поднял голову. Старик Время и Санта-Клаус исчезли. В камине теплился огонь, а за окном светало.

— Начнем, пожалуй, — пробормотал я. — Починим сломанную лошадку.