Сумеречная зона
Шрифт:
— А вам приходилось убить человека? — спросила девочка.
— Приходилось, — кивнул Воронцов. — Нет ничего легче и глупее, чем убивать людей, это не решает проблем. Но украсть велосипед намного опаснее, чем убить человека. Потому что раскрыть убийство намного сложнее, чем кражу велосипеда. Люди не убивают за велосипед не потому, что боятся закона, а потому, что у них есть совесть.
— У людей есть совесть? — удивилась девочка.
— Есть. Если бы у людей не было совести, на земле не осталось бы уже ни одного человека.
— Она есть не у всех, — сказала девочка.
— Не у всех, — согласился Воронцов. — Очень мало людей рождается без совести, уродами с детства. Но если человек много страдает от других людей, его совесть может умереть. Такой человек мертв. Ты знаешь, что такое «крысоед»?
— Нет, не знаю.
— В железную бочку бросают десяток крыс. Крысы начинают драться и жрать друг друга с голодухи. В конце концов, остается одна крыса, если такую крысу выпустить на волю, она будет убивать других крыс, пока не очистит всю территорию. С людьми это тоже случается. Раньше, случалось в зонах, теперь уже нет. Теперь вся страна превратилась в зону, держи пистолет крепче, девочка, вокруг полно человекоедов. Наверное, кто-то хочет очистить землю от нас и разводит их специально.
— А зачем вы распиливаете пулю крестом? — спросила девочка.
— Такая пуля при ударе о препятствие разворачивается, как цветок. Если препятствие — человеческое тело, то цветок превращается в нож мясорубки и прогрызает в нем дыру, потому что пуля вращается. Если препятствие — бронежилет, то цветок застрянет в нем, а стальной сердечник, который находится внутри цветка, от удара приобретает дополнительную инерцию и прошибает бронежилет насквозь вместе с тем, кто в нем сидит. Поэтому патроны, снаряженные пулей со стальным сердечником, не продаются в магазинах, это очень опасная вещь.
— А такие пистолеты продаются? — девочка кивнула на «люгер».
— Нет, это подарок от Готтлиба.
Спасаясь от жары, они вернулись домой до того, как солнце поднялось к зениту, и сели пить чай.
— Ну, вот, — сказал Воронцов, отхлебывая из стакана. Теперь у нас нет приличных чашек. Зачем ты их все перебила?
— Я не била их, — девочка густо покраснела.
— А кто же, по-твоему, это сделал? Я?
— Они сами разбились.
— А шкаф? Книжный шкаф? Он тоже передвинулся сам?
— Да, — девочка опустила голову.
— Ну, что ж, — Воронцов задумчиво почесал небритую по случаю выходного шею, — все может быть.
После чая Воронцов решил пройтись с девочкой на базар, чтобы купить ей кое-какие вещи. Перед выходом он напялил ей на голову свою старую бейсболку, чтобы не отсвечивала лысиной.
Дядык уже слонялся по базару, у него тоже был выходной, но он не терял времени даром.
— Я уже взял, — сообщил он Воронцову, как только они встретились между рядами и пожали друг другу руки. — А это что? То есть, кто? — Он кивнул на девчонку, которая стояла рядом с Воронцовым, прижимая к животу набитый пакет.
— Ты, Толян, не заговаривайся, — строго сказал Воронцов. — Это моя племянница, приехала из Ростова и будет у меня жить.
— Ну и хороню, — ухмыльнулся Дядык. — Может, ты теперь перестанешь ночевать на опорном и дашь мне спокойно поработать с агентурой.
— Может, ты теперь научишься сам выносить за собой презервативы и бутылки, — заметил Воронцов. — Пиво холодное?
— По сезону. И…
— И хватит. Сегодня выходной, ты собираешься когда-нибудь отдыхать?
— Ну, как хочешь, — Дядык индифферентно пожал плечами, — а я думал, ты поделишься со мной своим тормозком.
— Каким тормозком?
— Тормозищем. Девка какая-то принесла.
— Как выглядела девка?
— Здоровенная, как ее тормоз. Во, — Дядык показал на полметра выше своей головы. — Но красивая. И черная, как у негра в дупе.
— Что сказала?
— Просила передать «спасибо» за науку. Чем ты ее учил, Воронцов?
— А ну, идем, покажешь.
На столе стояла большая квадратная коробка, в которую упаковывают торты, расписанная яркими цветами и плотно перетянутая красной лентой.
— Во, затянула, — заметил Дядык. — Это, чтоб я не залез.
В упаковке находился почти обычный тормозковый набор, — литр «шнапсу», копченая свиная нога, дыня. А под всем этим добром лежала клетчатая коробка для шахмат. Воронцов открыл коробку и увидел свое лицо в сияющем, как зеркало, металле пилы, скалящей остро отточенные зубья с обеих сторон лезвия.
Глава 27
Пузырь времени лопнул, время вырвалось наружу, сминая головы копытами, колесница Джаггернаута ускорила ход и бойни Аримана наполнились.
В эту ночь кто-то зарубил на опорном пункте Толика Дядыка и вместе с ним неизвестную женщину, личность которой устанавливалась. В эту же ночь в квартале развлечений были зарезаны пилой проститутка и двое туристов из Германии. Уже под утро на подъездной дороге к кварталу была обнаружена залитая кровью машина патрульно-постовой службы и три страшно изуродованных трупа милиционеров в ней.
Воронцов сообщил руководству, что имеет агентурное сообщение о подозреваемом, который может скрываться в брошенном здании «Плюса». Здание взяли штурмом, высадив двери и окна, в операции участвовал не только розыск, но и весь личный состав райотдела, вплоть до последнего патрульного милиционера, и тех, кто в срочном порядке прибыл из отпуска, «Плюс» обшарили по сантиметру, взломали пол и стены, но ничего не нашли, девушка и собака исчезли.
Подключилось УВД, все райотделы, во всех районах города начали переворачивать вверх дном все, где мог затаиться человек с пилой, на дорогах восстановили упраздненные посты ГАИ. Это была не просто полицейская операция, действия имели ярко выраженный характер мести, маховик насилия, раскручиваясь против насилия, рубил в капусту и правых и виноватых, под шумок пристрелили нескольких «авторитетов», которых не могли взять законным путем, конторы наполнились воплями и скрежетом зубов. Милицейские пацаны рвали тельняшки, спрятанные под формой, глотали водку и шли вышибать двери и валить заборы, не глядя, что там, под ногами, — кукла или ребенок. Часть граждан возроптала, другая часть — воспрянула духом, решив, что где-то, кто-то, наконец-то, принял правильное решение и взмахнул твердой рукой.