Сумерки (Размышления о судьбе России)

Яковлев Александр Николаевич

В начале 1918 года прошли первые аресты анархистов и максималистов — верных соратников большевиков как в ок­тябрьские дни, так и в период разгона Учредительного собра­ния. В ночь с 11 на 12 апреля в Москве отряды ЧК и красно­гвардейцев провели операцию по разоружению групп анар­хистов, в ходе которой было арестовано свыше 400 человек. В июле начались гонения и на партию левых социал-револю- ционеров, которые были практически предрешены резкой оппозицией этой партии Брестскому договору с Германией и аграрной политике властей. Акцию протеста б июля и теат­ральный арест Дзержинского власти истолковали как попыт­ку левых эсеров захватить власть. Начались повальные арес­ты членов партии. Вся эта операция была инсценирована че­кистами. Дзержинского уволили

с поста главного карателя, но через два месяца вернули назад. Видимо, мерзавца подоб­ного калибра под рукой не оказалось.

«Бешеная» и «кровожадно-бесстыдная», по словам Юлия Мартова, кампания против меньшевиков была вызвана ря­дом частных успехов РСДРП на выборах в местные Советы в 1919—1920 годах. На выборах 1920 года меньшевики полу­чили 46 мандатов в московском Совете, 205 — в харьков­ском, 120 — в екатеринославском, 78 — в кременчугском и т. д. Для характеристики настроений рабочих этого време­ни интересен следующий эпизод. В ходе избирательной кам­пании 1920 года на одном из химических заводов Петрограда против Мартова была выставлена кандидатура Ленина. В итоге, причем при открытом голосовании, Ленин набрал 8, а Мартов — 76 голосов. Подобные случаи и вызывали, по словам Мартова, «пароксизм бешенства» у руководителей правящей партии.

В это время, понимая, что авторитет его власти падает, «вождь» маневрирует, виляет хвостом, высказывается в поль­зу компромиссов со своими оппонентами. Осенью 1918 года, в разгар «красного террора», он начал игру с социалистами, которая многим показалась неожиданной. На собрании пар­тийных работников Москвы в его выступлении прозвучала идея «нового курса». Исходя из посылки, что построить соци­ализм можно лишь «целым рядом соглашений», в том числе и с «господами кооператорами и интеллигентами», которые яв­ляются «единственным культурным элементом», Ленин приз­вал партийных работников уметь договариваться с мелкобур­жуазной демократией. Однако на деле он понимал компро­мисс весьма оригинальным образом. Вы будете с нами в добрососедских отношениях, говорил он, а у нас будет госу­дарственная власть. Мы вас, господа меньшевики, охотно ле­гализуем. Но мы оставляем государственную власть только за собой. Ни малейшей доли мы не уступим. Вот и все.

Уже в феврале 1919 года Дзержинский дал указание всем губчека учредить «самый строгий контроль» за левыми эсе­рами и меньшевиками, брать из них заложников. Эти меры были оформлены решением Политбюро, которое гласило: «Предложить прессе усилить травлю левых эсеров... Над все­ми левыми эсерами иметь надзор... Газеты «Голос печатни­ка» и «Рабочий интернационал» прикрыть».

Язык-то каков! «Травля», «надзор», «прикрыть»...

Вопросы, так или иначе связанные с деятельностью соци­алистов и анархистов, регулярно обсуждались на заседани­ях Политбюро ЦК РКП (б). За период с апреля по декабрь

1919 года Политбюро обращалось к ним двадцать пять раз. Типичным для социалиста приговором было заключение в концлагерь «до конца гражданской войны». Официальная пропаганда всячески эксплуатировала тезис о временном (до «победы труда над капиталом») характере изоляции со­циалистов. Однако в циркулярах местным органам ВЧК под­черкивала, что ликвидация внешних фронтов не означает завершения борьбы с врагами внутренними, поскольку «полная ликвидация контрреволюционных выступлений мыс­лится только с победой социалистической революции в ми­ровом масштабе». Вот так. Террор и концлагеря — до побе­ды мировой революции.

Ленинские чекисты положили начало и внесудебным рас­правам. Поначалу подобный произвол объясняли «революци­онной целесообразностью», а потом он приобрел характер официальной политики. В январе 1922 года Уншлихт, замес­титель Дзержинского, пишет Ленину: «По отношению к де­ятелям антисоветских партий при известной обстановке на территории всей республики или в отдельных частях не­обходимо применять те или другие репрессии, не имея про­тив них конкретных материалов».

В составе секретных отделов губчека начинают действо­вать специальные уполномоченные, призванные выявлять социалистов и внедрять свою агентуру в их ряды. С 1920 го­да этим занимались уже целые группы чекистов. К 1921 — 1922 годам репрессиями против социалистов и анархистов занимались шесть из десяти подразделений ОГПУ.

Но и эта практика не полностью устраивала чекистов. На­до было и всю компартию включить в состав ЧК. Сказал же Ленин, что хороший коммунист — это и есть хороший че­кист. 5 января 1920 года Оргбюро ЦК РКП(б) выносит сле­дующее постановление: «а) Применительно к прошлогодней директиве предложить всем комиссарам и рядовым комму­нистам, работающим в Красной Армии, осведомлять особые отделы обо всем, что может представлять интерес для работы особых отделов и что станет известно службе или частным образом». С мая 1921 года, во всех важнейших учреждениях и университетах начали создаваться «Бюро содействия», со­стоявшие исключительно из коммунистов и работавшие под руководством 8-го отделения Секретного отдела ГПУ. Задача «Бюро» собирать информацию о настроениях и враждебных намерениях чиновников и университетской интеллигенции. Особый интерес представляет письмо Ленина Дзержинско­му от 19 мая 1922 года. В нем «вождь» предлагал установить порядок, в соответствии с которым каждый член Политбюро 2—3 часа в день должен посвящать чтению книг и периоди­ки, выискивая в них антисоветские высказывания, помогая тем самым ГПУ. Это был венец слияния ЦК с ЧК. Итак, на­чалось с армии и закончилось Политбюро.

По мере того как сопротивление режиму нарастало, Ле­нин усиливает свое личное руководство репрессивным аппа­ратом. На первых порах его сдерживали в какой-то мере ста­рые знакомства (Мартов, Плеханов, князь Кропоткин). Ста­лин же, который питал к социалистам особую неприязнь, от этих «слабостей» был свободен изначально. Он ненавидел любых социалистов, использовал любой случай для их трав­ли. Любопытен такой факт. Еще весной 1918 года он пытался привлечь к ответственности «за клевету» Ю. Мартова, на­помнившего об исключении Сталина из РСДРП в 1910 году за участие в экспроприациях, то есть в грабежах. Однако ревтрибунал жалобу Сталина отклонил.

Во второй половине 1923 года секретная экзаменационная проверочная комиссия при ЦК РКП(б) осуществила «дочист- ку» аппарата наркоматов иностранных дел, внешней торгов­ли и их заграничных учреждений от бывших членов соци­алистических партий. По инициативе комиссии с этого вре­мени в заграничных миссиях стали работать сотрудники ГПУ для «внутреннего наблюдения» за совслужащими. Подобная практика существует до сих пор.

К сожалению, на протяжении всей своей истории соци­алистические партии жили в расколе, постоянно грызли друг друга, очень часто из-за пустяков. В социал-демократическом движении инициатором склок, как правило, выступал Ленин. Даже в тюрьмах, концлагерях и ссылках представители род­ственных партий избегали контактов друг с другом. Все это значительно облегчало их устранение из политической жиз­ни при большевиках. Последние играли в «кошки-мышки» со своими бывшими подельниками. А социалисты продолжали галдеть об «истинном социализме», о «свободе и демокра­тии», как бы не замечая, что вокруг быстро утверждается ре­жим, не имеющий никакого отношения ни к социализму, ни к демократии.

Ленин не успел довести до конца уничтожение своих «со­циалистических союзников». После его смерти у Сталина еще не было достаточной силы и авторитета, чтобы масштаб­но продолжить линию Ленина на борьбу с «врагами народа». Но в самом конце 20-х и в 1930-е годы охранка вновь стала «обнаруживать глубоко законспирированные» (конечно же, не существующие) центры эсеровского и меньшевистского «подполья»: в 1933 году — в Москве, Ленинграде, Севастопо­ле, Харькове, Донбассе, Киеве, Днепропетровске; в 1934-м — в Иванове, Ярославле; в 1935-м — в Казани, Ульяновске, Са­ратове, Калинине; в 1936—1937 годах — в Свердловской, Во­ронежской, Куйбышевской, Московской и других областях.