Сумрак
Шрифт:
Он прыснул от смеха, и все же… на вопрос не ответил. Что Дэймон там прятал?
Снова подняв взгляд на девчонок, я ничего не почувствовал. Их тут словно и не было.
Сегодня мне не хотелось пустого веселья. Не хотелось развлекаться здесь.
Я бы предпочел заново пережить прошлую ночь, невзирая на то, что между мной и Эмери ничего, кроме ссор, не произошло.
Мои губы тронула улыбка. Вчера она уснула в очках. Я сам их снял. Мне нравилось, что ее галстук всегда был затянут кое-как, рукава – слишком длинные, манжеты – не застегнуты. А ее кожа в последнее
Школу я ненавидел, но умирал от нетерпения в ожидании будущего понедельника. Когда проснулся утром, Эмери уже ушла, и теперь я думал, как она посмотрит на меня после вчерашнего.
Что-нибудь изменится? Колкость в ее глазах хоть немного смягчится?
– Ты недостаточно хорош для нее, – нарушив тишину, сказал Дэймон.
Я уставился на него. Как он понял, о чем я думал?
– И никогда не станешь достаточно хорошим, – подметил он. – Лучше, если услышишь это сейчас.
– Друг помог бы мне получить то, чего я хочу.
Дэймон умолк, а я принялся внимательно рассматривать его.
– Однако ты не хочешь, чтобы я получил желаемое. Ты не хочешь, чтобы Майкл и Кай получили то, чего хотят они.
– Я тоже не должен получить все, что хочу, – возразил парень. – Так ты рискуешь потерять то, что уже имеешь. Ничто не может встать между нами. – Он встретился со мной взглядом. – Идеальнее, чем сейчас, уже не будет. Мне не нравятся перемены.
Отвернувшись, Дэймон перевел взгляд на костер.
– Майкл слишком себя контролирует, – продолжил он. Его голос зазвучал тверже. – Я бы с удовольствием ему показал, в чем он действительно нуждается. С удовольствием бы увидел Кая в смятении и растерянности. По-настоящему съехавшим с катушек, мать его. Чтобы все мое навсегда осталось со мной. Они ведут себя так, будто мы им не нужны. Мне бы очень хотелось, чтобы они убедились в обратном.
Я знал, каким образом Дэймон приковывал к себе окружающих.
– Меня тоже трахнуть хочешь? – тихо спросил я. Уголки моих губ приподнялись в легкой улыбке.
Друг улыбнулся, не глядя на меня, но, к моему удивлению, ответил:
– Иногда.
Я замер.
– Порой я представляю, как она наблюдает за нами. Думаю, ей бы понравилось, только она бы возненавидела тот факт, что ей нравится.
Дэймона влекло не к человеку. Его прельщал контроль. Он любил заставлять других совершать поступки, которые они не совершили бы при обычных обстоятельствах. Все дело в давлении. Подобно рыболовному крючку, он вонзался в сознание людей и оставался там надолго, даже после того, как уходил.
Друзья – главная ценность для него. Дэймон бы пожертвовал жизнью ради нас, но пугало то, что это было не самым худшим из возможных вариантов.
– Эта девчонка никогда не займет в твоей жизни такое место, как мы: она слишком запуганная, слишком гордая, слишком скучная. – Он умолк и наконец посмотрел на меня. – Она никогда не полюбит тебя так, как ты того заслуживаешь, потому что не испытывает к тебе уважения. Ты для нее пустышка.
Тут я почувствовал, как мои внутренности съежились, рухнули, словно карточный домик, а вместо сердца осталась зияющая дыра. Я знал, что Дэймон прав. Пошел он.
Что Эмери увидит во мне?
И почему, черт возьми, меня это волновало? Я – Уильям Грэйсон Третий. Внук сенатора. Лучший бомбардир баскетбольной команды. Через десять лет она придет в мою компанию, выпрашивая грант на финансирование дурацкой теории об экономической эффективности теплиц с микроклиматом на крышах домов или еще какого-нибудь подобного дерьма.
Она мне не нужна.
Не заботясь, куда исчезли Кай с Майклом, я вытащил ключи из кармана и развернулся. Сами домой доберутся.
– Мне нужно идти.
– Уилл.
Но я не остановился. Вышел на улицу, запрыгнул в пикап и вырулил на шоссе. Плевать, если этот мудак Скотт снова меня остановит.
Я потер лицо и покачал головой, вспоминая наш разговор.
Эмери Скотт ненавидела меня, только она всех ненавидела. Значит, так просто она мне не уступит, заставит попотеть. Ну и что? Я был бы разочарован, если бы девушка поступила иначе. Эмми не уважала ни Майкла, ни Кая, ни Дэймона. Это не должно было ранить.
Но ранило.
Она всегда мне нравилась. Я всегда искал ее взглядом.
За годы, пока проходил мимо нее в коридорах, ощущал ее присутствие в классе, она стала чертовски сексуальной, и этого, похоже, никто, кроме меня, не замечал.
Боже, Эмери была невероятно остра на язык. Мне нравились ее норов и ярость. Я всегда был слишком теплым, поэтому немного льда не помешало бы.
Эта мысль заставила меня улыбнуться.
Однако я также замечал вещи, на которые никто другой внимания не обращал. То, как мило она спотыкалась о тротуарную плитку или врезалась в почтовые ящики, потому что засматривалась на деревья у себя над головой, вместо того чтобы смотреть, куда идет.
То, как она катала свою бабушку в инвалидном кресле по улицам. Они улыбались и ели мороженое. Эмми все время держала ее за руку.
То, как усердно она работала над творческими проектами, украшая город, совсем одна.
В ней было столько всего, чего люди не замечали. Эмери не должна все время проводить в одиночестве.
Однако Дэймон прав. Она никогда не согласится встречаться со мной. Никогда не перешагнет через свое недоверие.
Миновав поворот, я проехал мимо ее улицы, направляясь в город, и остановился у беседки – очередного проекта Эмери. Еще до начала учебного года она убедила городские власти разрешить ей построить эту беседку в парке посреди площади.
Кажется, она постоянно работала здесь, если не была в школе или на репетиции оркестра. Я остановился возле «Стикса» и устремил взгляд на возведенные балки конструкции, пока не получившей крышу.
Девушки там не оказалось.
Сегодня суббота. Возможно, Эмми провела тут весь день, но в итоге мы разминулись.
Вырулив обратно на улицу, я миновал церковь, решив ехать домой, как вдруг увидел ее.
Она натянула капюшон толстовки и прижимала сумку к груди; длинные каштановые волосы спадали на плечи.