Суперфрикономика
Шрифт:
К началу 1980-х годов «дилемма узника» легла в основу лабораторной игры под названием «Ультиматум», работающей следующим образом. Двум игрокам, имена которых остаются неизвестными друг другу, дается единственная попытка разделить между собой определенную сумму денег. Игрок 1 (назовем его Анника) получает 20 долларов. Помимо этого ей дается распоряжение предложить любую сумму (от 0 до 20 долларов) игроку 2 (назовем его Зельда). Зельда должна принять решение о том, согласиться ли с предложением Анники или отказаться от него. В случае согласия деньги делятся в соответствии с предложением Анники. Однако при ее отказе оба игрока остаются ни с чем. Оба игрока знают эти правила до начала игры.
С точки зрения экономиста стратегия является вполне очевидной. Поскольку
Но к черту умозаключения экономистов! Нормальные люди играют в эту игру совершенно по-другому. Обычно игроки в роли Зель-ды отказываются от предложений, по которым им достается меньше 3 долларов. Они настолько возмущены оскорбительной подачкой, что готовы заплатить еще большую цену за то, чтобы иметь возможность высказать свое возмущение. Стоит отметить, что такие подачки предлагаются достаточно редко. В среднем игроки в роли Анники предлагают Зельдам больше 6 долларов. С учетом правил игры столь щедрое предложение должно бы снять все возражения. Но даже в этих условиях дар в 6 долларов (почти треть всей суммы) представляется щедрым подарком.
Не в этом ли и заключается альтруизм?
Возможно, но, скорее всего, нет. Игрок в «Ультиматум», делающий щедрое предложение, может получить кое-что в ответ (возможность избежать отказа). Как и в реальном мире, щедрое на первый взгляд поведение игроков в «Ультиматуме» обусловлено потенциально эгоистичными мотивами. У игры существует новый и еще более затейливый вариант, носящий название «Диктатор».
Как и прежде, некая небольшая сумма денег должна быть распределена между двумя игроками. Однако в этом случае решение принимается лишь одним из игроков (отсюда происходит название игры: диктатор — это единственный человек, чье мнение имеет значение).
Первоначальный эксперимент с игрой «Диктатор» строился так. Анника получала 20 долларов. Ей говорили, что она может разделить деньги с некоей анонимной Зельдой одним из двух способов: 1) поровну, то есть каждый из игроков получал бы по 10 долларов; 2) Анника оставляла себе 18 долларов и давала Зельде лишь 2.
Игра «Диктатор» была крайне проста и поэтому прекрасна. Поскольку решение в этой игре принималось всего один раз, то казалось, что вследствие этого возможно избавиться от множества факторов, усложняющих оценку альтруизма в реальном мире. Щедрость не могла поощряться, а эгоизм не наказывался, так как второй игрок (который не был диктатором) не имел возможности наказать диктатора в случае, если тот вел себя слишком эгоистично. А анонимность игроков позволяла исключить из игры любые чувства, которые дающая сторона могла испытывать по отношению к принимающей. Если взять типичного американца, то он испытывает различные чувства по отношению к жертвам урагана «Катри-на», землетрясения в Китае и засухи в Африке. Скорее всего, он будет испытывать разные чувства по отношению к жертвам урагана и к жертвам ВИЧ-инфекции.
Поэтому игра «Диктатор», как нам кажется, позволит проникнуть в самую сердцевину наших альтруистических импульсов. Как же в нее играть? Представьте себе, что вы диктатор, разрывающийся между двумя решениями: отдать другой стороне половину ваших 20 долларов или всего лишь 2 доллара.
Велика вероятность, что вы... разделите деньги поровну. Именно это проделали при первом проведении игры «Диктатор» трое из четырех участников. Удивительно!
Игры «Диктатор» и «Ультиматум» позволяли выявлять столь поразительные результаты, что в самом скором времени они стали чрезвычайно популярны в научном сообществе.
Эти игры проводились сотни раз со множеством вариаций и дополнительных условий. В них играли не только экономисты, но и психологи, социологи и антропологи. В ходе знакового исследования, результаты которого были описаны в книге «Foundations of Human Sociality», группа выдающихся ученых путешествовала по всему миру с целью изучения альтруизма в пятнадцати небольших сообществах. Среди этих сообществ были танзанийские охотники и собиратели, индейцы парагвайского племени аче, а также монголы и казахи, живущие в западной Монголии.
Как оказалось, место проведения эксперимента было не так важно. Люди были готовы делиться всюду: и в западной Монголии, и в южных районах Чикаго. К настоящему времени правила игры видоизменились. Теперь диктатор может отдавать любую сумму (от 0 до 20 долларов), то есть он больше не ограничен двумя вариантами (2 или 10 долларов). В этих условиях люди обычно отдавали около 4 долларов (или 20 процентов имевшейся у них суммы).
Вывод предельно прост и однозначен: склонность к альтруизму является совершенно естественной для человека. Это заключение приятно нашему уху — хотя бы потому, что в этом случае соседи Китти Дженовезе выглядят не нормальными и похожими на нас людьми, а какой-то ужасной аномалией. К тому же это заключение потрясло устои традиционной экономики. «На протяжении последнего десятилетия, — заявляет книга "Foundations of Human Sociality", — исследования в области экспериментальной экономики достаточно наглядно фальсифицировали традиционное описание нас как Homo economicus».
Неэкономистов можно простить за нотки торжества и удовлетворения, звучащие в подобных заявлениях. Homo economicus, этот сверхрациональный и интересующийся только собой субъект, которого ученые мрачно изучали на протяжении столетий, умер (если допустить, что он вообще когда-либо существовал). Аллилуйя!
Если для экономистов возникновение новой парадигмы — Homo altruisticus — стало плохой новостью, то всем остальным она понравилась. Особые причины для радости были у людей и организаций, занимающихся филантропией и решением проблем, связанных с различного рода бедствиями. Но дело этим не ограничивалось. Множество людей — начиная от высокопоставленных руководителей государств и заканчивая родителями, стремящимися вырастить социально активного ребенка, — могли найти источник вдохновения в выводах, сделанных благодаря игре «Диктатор». Если для людей естественно быть альтруистами, то общество может полагаться на человеческий альтруизм при решении даже самых неприятных проблем.
Давайте рассмотрим пример трансплантации органов12. Первая успешная операция по пересадке почки была произведена в 1954 году. Для непосвященных это выглядело настоящим волшебством: человек, страдавший от болезни почек, не умирал от нее, а продолжал жить за счет «запчасти», внедренной в его организм.
Откуда же могла появиться эта почка на замену? Наиболее удобными донорами служили свежие трупы — например, жертвы автомобильных аварий или других несчастных случаев, в результате которых не происходило повреждения внутренних органов. Тот факт, что смерть одного человека спасала жизнь другого, делал эту операцию еще более чудесной в глазах аудитории.
Однако со временем трансплантация пала жертвой своего собственного успеха. Обычный поток трупов не способен соответствовать спросу на органы. В Соединенных Штатах количество смертей в автомобильных авариях снижалось, что было отличной новостью для водителей, но ужасной — для пациентов, терпеливо ожидавших появления почки, способной спасти их жизнь. (Количество смертей в результате аварий на мотоциклах продолжало расти, не в последнюю очередь из-за того, что простодушные руководители некоторых штатов позволяли мотоциклистам — или «донорциклистам», как их назвали бы трансплантологи, — ездить без шлемов13.) Некоторые страны Европы приняли законы о «предполагаемом согласии»: вместо того чтобы просить людей пожертвовать свои органы на пользу общества в случае смерти, государство дало себе право самостоятельно забирать требующиеся органы у погибшего в случае, если его родственники прямо не выразили свое несогласие с этим14. Но даже эти условия не обеспечивали достаточного количества органов.